В итоге Вольфганг долго, как показалось Сальери, смеялся над ним. И, странное дело, итальянец вовсе не чувствовал обиды или чего-то подобного, ему было приятно, что он сумел каким-то образом настолько развеселить этого человека. Тем более, тот ведь не со зла.
Ответ на вопрос прозвучал позже, а затем Моцарт сам попросил собеседника поведать ему что-нибудь интересное о себе.
Это оказалось сложно. В миг все хорошие воспоминания, рассказ о которых мог поднять настроение, забились по углам памяти, а на первый план вышло все отрицательное. Посерьезнев, Сальери посмотрел задумчиво в карие глаза австрийца, перевел взгляд на стену. Когда, наконец, нужная мысль пришла, он тоже оперся о локоть, подпер голову рукой и поведал вот что:
- Когда я учился в седьмом классе, мы с маминой подругой и ее сыном ездили на Евровидение в Стокгольм. Мои родители не интересовались этим конкурсом. Мне поп-музыка тоже никогда не была особенно близка, но прямую трансляцию смотрел каждый год, интересно же. Когда выдалась возможность съездить, да еще и в другой город, согласился, не раздумывая. Так вот, мы приехали за день до Евровидения, гуляли по городу. Я везде таскал за собой гитару, тогда только начинал учиться играть. И вот, в один прекрасный момент я, Вы не поверите, заблудился. И не испугался ведь, хотя мобильного телефона у меня тогда не было. Быстрым шагом направился в ту сторону, в которой, предположительно, должны были быть мои спутники, и совершенно неожиданно врезался в мужчину в годах. Это оказался Нильс Ольсен. Оказался под прицелом камер, это ж надо было так задуматься! А его брат, которого я заметил позже, взял и предложил мне сыграть на гитаре. Репортеры обрадовались, попросили представиться, у меня аж сердце в пятки ушло. Но сыграл, даже спел что-то. Братья мне дали визитку, сказали, чтобы связался, как подрасту, - Сальери довольно рассмеялся, - А потом они выиграли, их песня была прекрасной. Я так болел, хоть и представляли они Данию, - весело посмотрев на Моцарта, он не стал даже выдерживать паузу, чтобы сохранить интригу, - Пару лет назад я нашел способ с ними связаться. Они меня вспомнили. И мы спели с ними ту самую песню на одном из их концертов на родине.

Как выяснилось, Моцарт тоже смотрел Евровидение, более того, смог припомнить исполнителей, про которых рассказал Сальери. А еще австриец сопоставил факты и теперь был в курсе возраста своего собеседника.
- Двадцать шесть, - ответил тот с легкой досадой на последовавший вопрос, - Благо, выгляжу старше.
Ему отчаянно хотелось быть взрослее Вольфганга, но почему, проанализировать не успел, потому как из кухни донеслась мелодия. Она была едва слышна, но Сальери обладал отменным слухом. С неохотой поднявшись, он сходил за телефоном и принес его Моцарту. Надпись на дисплее гласила, что звонок от Наннерль.
Пока Вольфганг разговаривал, Антонио снова устроился рядом с ним и медленно водил пальцами по его плечу, задумавшись о делах. Необходимо было отменить все репетиции, заехать домой за вещами, купить билеты, а также, скорее всего, заказать номер в гостинице.

Сальери и Моцарт направлялись в сторону дома сестры последнего. Позади было улаживание дел по работе, сборы, утомительная поездка в автобусе. Нет, австрийский транспорт был, как всегда, на высоте, но даже в лучшем автобусе устаешь от долгого путешествия. Часы показывали восемь вечера, хотелось есть.
Антонио почти все время молчал, ушел в свои мысли с концами, только его и видели. Дорога не располагала к беседам, тяжелая спортивная сумка на плече тем более. Когда они подошли к небольшому одноэтажному дому, который и оказался местом назначения, Антонио уже был почти уверен в том, что все его вещи прекратились по пути в кирпичи. Сплошная магия.
Когда же Вольфганг нажал на кнопку дверного звонка, итальянец вдруг поймал себя на волнении. Все-таки, он сам, можно сказать, напросился в гости, кроме того, испытывал к брату Марии чувства, кто знает, как она отнесется к этому? Нет, конечно, он не собирался об этом с ней говорить, но вдруг она окажется проницательной?

Вольфганг ободряюще улыбнулся ему, погладил по руке. Пожалуй, именно в этот момент Антонио понял, что он действительно все сделал верно, все правильно решил. Может быть, кому-то это показалось бы мелочью, для него же такой жест со стороны австрийца был значимым. Очень важно ощущать поддержку, когда она так необходима.
Дверь отворила хозяйка дома, симпатичная девушка, в чертах лица которой угадывались черты Вольфганга. Конечно, на самом деле, надо было бы сказать иначе, ведь Мария являлась старшей сестрой, но Сальери ничего не смог с собой поделать.
Девушка первым былом обняла брата, затем поприветствовала второго гостя вежливой светлой улыбкой. Тот постарался ответить тем же. Уже в прихожей она сказала, что ужин вскоре будет готов, и ушла на кухню. Сальери поставил свою ношу на пол, разулся, последовав примеру Моцарта, повесил куртку в шкаф. После Вольфганг рассказал ему, где находятся необходимые помещения, а сам ушел в неизвестном направлении вместе с сумкой итальянца. Наверное, решил отнести ее в комнату, где придется ночевать, чтобы не болталась под ногами, - так решил Сальери.
В скором времени все трое сидели за столом. Еда была отменной, у Марии явно был талант не только к музыке. Плохо было лишь то, что собрались они по очень печальному поводу. Практически весь ужин прошел в тишине, каждый думал о чем-то своем.
В ходе трапезы Сальери было предложено переночевать в комнате родителей Моцарта. Пожав плечами, он коротко ответил:
- Конечно, я не против. Благодарю Вас, - и кинул быстрый взгляд на Вольфганга, подумав о том, что будет спать не так хорошо без него. Но возражать девушке ведь было бы наглостью, не так ли? Как и заявлять свои права на ее брата. У Антонио еще была совесть.
В конце ужина он еще раз поблагодарил Марию, отметил, что все было очень вкусно и спросил, где находится комната. Решил, что Моцарт наверняка захочет поговорить с сестрой, что лучше удалиться на время и не мешать.

Удалившись в выделенную ему комнату, Сальери для начала осмотрел ее. Немного неуютно было из-за того, что она принадлежала родителям Вольфганга, в остальном же все было прекрасно. Притащив свою сумку, он достал ботинки и костюм, повесил его в шкаф, саму сумку убрал туда же, только некоторые необходимые вещи оставил на тумбочке.
Стоило, закончив с делами, сесть на кровать, как пришел Моцарт, сел рядом и завел разговор про отца. Это не было сюрпризом, вполне понятно, что в родном доме австрийцу все напоминало о нем. Задачей Антонио было поддержать, что он и сделал.
- Не глупо, вполне естественно. Я тоже далеко не сразу осознал. И извините, я сейчас скажу очень сентиментальную вещь, но, - развернувшись корпусом к собеседнику, мужчина положил ладонь на его грудь, - Пока он тут, он жив.
Поговорив еще какое-то время, они пожелали друг другу спокойной ночи и Моцарт ушел. Разумеется, перед этим Антонио его обнял, сказав, что все пройдет нормально, осмелев, даже поцеловал в висок.
Жаль, что нельзя было оставить Вольфганга у себя. Но его сестра вряд ли оценила бы такой поступок. Об этом итальянец размышлял, уже лежа в постели. Будильник был поставлен на довольно раннее время. день обещал быть насыщенным, так что стоило уснуть как можно скорее, но пока не получалось.

Сальери спал чутко, так что проснулся, почувствовав движение рядом с собой. Это был Вольфганг, оправдавшийся тем, что не может уснуть. Улыбнувшись и подождав, пока тот устроится. Антонио положил руку ему на талию и снова погрузился в сон. Несмотря на обстоятельства, он чувствовал себя совершенно счастливым.

Снилась приятная послеобеденная прогулка по английским просторам. Сальери был облачен в одежду, соответствующую моде конца девятнадцатого века, он шел, заложив руки за спину, наслаждаясь свежим воздухом и прекрасными осенними видами. Музыкой казалось пение птиц, шелест листьев. Незаметно мужчина подошел к небольшому озеру, скрытому пышными кустами, свернул на узкую тропинку, желая спуститься к берегу, и замер, оказавшись случайным свидетелем зрелища, для него не предназначенного.
Прямо на траве, еще зеленой, лежал, раскинувшись, Вольфганг. Был он совершенно обнажен. Солнце ласкало его бледную кожу, делало похожим на сказочное существо. Сложно было поверить, стоя в тени кустов, что этот человек реален.
Моцарт пошевелился, заставив тайного наблюдателя вздрогнуть, отвести на миг горящий взгляд. Но в следующую секунду Антонио снова смотрел на него, ловя каждое движение, запоминая, впитывая. Потянувшись, австриец потер глаза, сел, осматриваясь и снова опустился спиной на траву. Грудь его поднялась и опустилась от вздоха, ладонь легла на пах. Облизав сухие губы, Сальери, не моргая, кажется, даже не дыша, замер, ожидая еще более красочного действа, как вдруг...

Это была Мария. Сальери смотрел на нее, ничего пока еще не понимая, но мысленно начав уже сгорать от стыда. однако, девушка не стала ничего спрашивать, приложила палец к губам и ушла, позвав Антонио за собой.
Итальянец полежал еще минуты две. Они потребовались ему, чтобы осознать, что Моцарт у озера был сном, что настоящий австриец лежит сейчас рядом с ним, что его сестра, черт побери, это видела, и что об этом и будет, очевидно, идти разговор.
Осторожно, чтобы не разбудить Вольфганга, Антонио встал с постели, оделся и, набравшись мужества, направился на кухню. По пусти он заглянул, конечно, в важные помещения, но не задержался там надолго. Зачем откладывать неизбежное?
Пожелав девушке доброго утра, Антонио сел за стол и притих, ожидая, что разговор она начнет сама. Не хотелось оправдываться, да и, по сути, почему он должен был это делать?

Отредактировано salieri (2013-06-28 18:41:03)

Долго ждать не пришлось. Девушка, поначалу пытавшаяся сохранить спокойствие, вскочила из-за стола, начала мерить быстрыми шагами кухню, сильно нервничая. Ее смятение выдавали жесты, взгляд, все. В этот момент Сальери вновь увидел в ней Вольфганга.
Когда Мария обрела дар речи, то извинилась и признала, что она шокированная увиденным. Антонио ничего на это не ответил, ожидая продолжения. Что он мог сказать? Девушка вновь села, собралась с мыслями и задала, наконец-то, вопрос. Не тот, которого ожидал Сальери, но тоже, в общем-то, логичный. Тут же добавила, что она не против, даже обосновала это, правда. как показалось итальянцу, больше для себя, чем для него. Затем прозвучал еще один вопрос, очевидно, он дался Марии нелегко.
Зачем нужен был весь этот разговор? Страх отошел на второй план, сейчас мужчина чувствовал уверенность и возмущение. Он всегда считал, что никто не имеет права лезть в личную жизнь других людей, даже из добрых побуждений, что отношения - личное дело двоих. Конечно, когда он только проснулся, но был испуган, застигнут врасплох, сейчас же уже успел собраться с мыслями.
- Что ж, Ваш брат раньше не проявлял таких наклонностей? - пожалуй, это был не лучший способ построить добрые отношения с сестрой Моцарта, но по-другому не вышло, - Я рад, что Вы понимаете, что он уже взрослый человек, старше меня, кстати.
Говорить про возраст необходимости не было, но Сальери было интересно, как отреагирует на его слова девушка. Он старался, чтобы его голос звучал спокойно, не грубо. Сильно задевать не хотелось, только донести мысль. По-крайней мере, сначала все было так, пока итальянцем не завладели эмоции.
- Почему Вы спрашиваете об этом? Считаете, что я могу опорочить честь Вашего брата, а потом его бросить? - Сальери прищурился, стараясь более ровно дышать. В груди начинала закипать ярость. Самое смешное что, кажется, он сам себя накрутил.
- Допускаете, что могу просто играть с его чувствами? И что Вы сделаете, если так и есть? - он пристально взглянул Марии в глаза и вздохнул, покачав головой, - Не могу. Все серьезно. У Вас нет поводов для беспокойства. И не смотрите на меня так. Что мне Вам еще сказать, пообещать? Может, еще на какие вопросы ответить? - силой заставил Сальери заставил себя замолчать, понимая, что наговорил лишнего.