Кого однажды жестоко ранила судьба, тот навсегда остается ранимым. ♦ Участники: Lex Luthor & Harrison Wells (Сказочник) ♦ Время и место: 2005 год; канун Рождества; два дня после похорон Александра Лютора-старшего резиденция семьи Люторов ♦ Сюжет: Лекс Лютор-старший погибает при невыясненных обстоятельствах. Важно одно: его наследник остался один, чем собирается воспользоваться множество людей, хороших и не очень. Со стороны может показаться, что Лекс так горюет по отцу, что может и с собой покончить. Так ли это на самом деле? Лекс сотни раз представлял себе смерть отца и свои дальнейшие действия. Но столкнувшись с суровой действительностью, он переживает тяжелое нервное потрясение и начинает сомневаться: не лучше ли избавиться от отцовской компании как можно скорее? Или все же начать тяжелый процесс полной переориентации «ЛексКорп»? Решение переговорить с Харрисоном Уэллсом, одним из недавних знакомых отца, в приватной обстановке может обернуться чем угодно. Ваш ход, доктор Уэллс. ♦ Дополнительно: — А с отцом ты ладишь? Вы похожи? — Да похожи, у нас схожие ДНК.
Канун Рождества... 2005 год... уже пять лет, как он застрял в отсталом веке без возможности вернуться домой; благо строительство С.Т.А.Р. Лабс вообще и ускорителя в частности идет, как запланировано, медленно (ключевое слово - медленно!) но верно подбирается команда молодых, талантливых ученых, с которыми и предстоит совершить переворот... не столько в науке, сколько в жизнях множества людей, устроить биореволюцию в отдельно взятом городе. Терпения, профессор Тоун, еще немного терпения - оно окупится сполна. Выбравшись из такси, доктор Уэллс оглядел громадный особняк - резиденцию семьи Люторов, хотя семьей назвать такое существование было бы вершиной бестактности, если хоть немного знать некоторые тайны этого дома, сокрытые за тяжелыми дверьми от посторонних глаз, ушей и болтливых языков. Однако зрячий да увидит, а юный наследник "ЛексКорп" показал даже больше, чем требуется, чтобы сделать определенные выводы. С мистером Лютором-старшим Харрисона связывали исключительно деловые отношения: к сожалению, грандиозный проект не построишь на чистом энтузиазме - приходится привлекать финансирование извне. Ученому потребовалось потратить изрядное количество времени, чтобы убедить бизнесмена в выгодности инвестиций, даже не обошлось без намека на оборонные контракты, продвигаемые генералом Эйлингом для добавления весомости своим словам. И вот новый этап переговоров - зачем иначе молодой владыка всея корпорации пригласил доктора Уэллса для беседы? Впрочем, для деловых встречь слишком уж неурочный час - два дня после похорон, канун Рождества, вечер... в датском королевстве снова неспокойно. Мужчина смахнул с плеча крупные снежинки - прекрасные орнаменты, созданные самой природой, идеальные в ровности пропорций и точности линий - ярко выделяющиеся на черном пальто. Точно таким же, сторонним элементом, казался сам Лекс на церемонии прощания с отцом. Погребение... спектакль, больше рассчитанный на журналистов, нежели на сохранение сакрального смысла события ухода в никуда: участники-зрители, напялившие маски сдержанной скорби, фальшивой, как рекламный слоган; заученные, равнодушные тексты ролей "друзей-соратников"; отвратительная погода - лучшие декорации; и мальчишка - один в толпе, иной, тот, кто знает тайну, но еще сам об этом не догадывается. Интересно, сколько из этих "коллег" спят и видят, как выбить из-под наследника корпорации начальственное кресло, дабы устроить в нем собственный зад? Пожалуй, чуть меньше, чем все. Впрочем это проклятие всех власть имущих - от них вечно кому-то что-то нужно, увы, в данном случае доктор Уэллс не исключение, ведь ученому необходимо убедиться, что "ЛексКорп" все так же остается спонсором С.Т.А.Р. Лабс, иначе... поиск нового источника финансирования займет слишком много времени и они могут выбиться из графика. Однако не все так плохо, судя по тому, что Эобарду известно о Лексе Люторе, договориться с ним вполне реально, в отличие от некоторых особо ретивых конкурентов на контрольный пакет акций. Следовательно, наличие во главе компании юноши выгодно им обоим. Как там говорилось? враг моего врага? - да, пожалуй. Двери открылись, пропуская гостя из холодного вечера в слишком большой дом для того, кто познал одиночество гораздо раньше, чем успел его заслужить. - Мистер Лютор, приветствую.
I will burn your Kingdom down, if you try to conquer me and mine.
Адвент в Метрополисе — это масштабнейшее событие. Адвент в Метрополисе — это ожидание чуда, запах хвои и пламя свеч, что зажигают на еловых венках. Адвент в Метрополисе — это волшебство и таинство, глянцевая картинка на коллекционной открытке. Четыре недели перед Рождеством превращают современный мегаполис, само воплощение техногенного века, в конфетное королевство, о котором некогда писал Гофман в своей сказке. Недаром люди стекаются из других городов, чтобы хотя бы ненадолго отринуть серую рутину и стать частью великолепного празднества, развернувшегося на центральной площади и главных улицах Метрополиса. Магазины, рестораны, кафе — отовсюду, кажется, можно услышать бархатный голос Фрэнка Синатры, обреченного и после своей смерти петь о празднике, воплотившем торжество жизни. Говорят, святой Николай исполняет мечты благонравных детей. Лекс вот уже много лет грезит одним и тем же, прокручивая в мыслях одно и то же мгновение, но не смеет надеяться. Порой ему кажется, отец никогда не оставит его, даже из могилы напомнит о себе, схватит за горло жесткими пальцами, покрытыми трупными пятнами. Лексу везет в этом году. Даже на похоронах он все еще не верит, что отныне и впредь никто ему более не указ. Там, на кладбище, Лекс запинается, произнося речь. Люди думают, дело в волнении растерянного мальчишки, но виной всему бессильная ярость, чувство чересчур человеческое, слишком приземленное, чтобы его ощущал такой, как Лютор-младший. Лекс плохо спит, а, проснувшись посреди ночи, мерит шагами свою комнату, продумывая стратегию. Несмотря на то, что он привык к самостоятельности, проштудировал множество книг и изучил «ЛексКорп Индастриз» вдоль и поперек, волнение никак его не оставляет. Невозможно терпеть. После траурной церемонии к нему подходит один из членов совета директоров, фамильярно хлопает по плечу, оставляя на дорогой ткани черного пиджака от Кельвина Кляйна сальное пятно. Настоятельно советует съездить куда-нибудь отдохнуть, возможно, на Лазурный берег — как будто Лекс ни разу там не был. Они, говорит он, здесь сами со всем разберутся. Они, говорит он, не хотят его тревожить. Они, говорит он, понимают, что ему сейчас не до дел. Лекс смотрит на него и замечает, как сквозь фальшивое сочувствие просвечивает плохо скрываемая радость. Ржавчина под тонким слоем сусального золота. Он дергает плечом, сбрасывая чужую ладонь словно случайно. — Вы правы, действительно, стоит развеяться. Разумеется, теперь он точно никуда не поедет. Он не питает радостных надежд относительно остальных держателей акций. Все они боялись отца, а Лекса вряд ли замечали. Сейчас-то уж тем паче замечать не пожелают, какими бы смелыми ни были его идеи. Нужно искать себе союзников среди других людей. Да, также связанных с «Лекс Корп», но в значительно меньшей степени. Это и побуждает Лекса договориться о встрече с Харрисоном Уэллсом, одним из новых, как выразился бы покойный отец, «проектов» компании. Он преспокойно приравнивал людей к неодушевленным предметам, проявляя интерес лишь к тем, чей достаток был сопоставим с его собственным или же превышал его. Лекс не собирается повторять его ошибок. И пускай большинство людей и для него являются пешками на огромной шахматной доске, фигурками на расчерченном игровом поле, Лютор-младший никогда не расскажет им об этом. — Спасибо, Бекка, ты свободна сегодня, — Лекс кивает женщине средних лет. Помощница по хозяйству была одной из немногих, кто не попросил у него расчет, едва последняя горсть земли упала на крышку гроба Александра Джозефа Лютора-старшего. Его сыну всего восемнадцать лет, возраст крайне ненадежный. Лекс, впрочем, никого не умолял оставаться, более того, снабжал тех, кто еще неделю назад скользил бесшумной тенью по особняку, боясь лишний раз подать голос (чересчур явное присутствие прислуги раздражало отца), отличными рекомендациями. И как только дверь захлопнулась в очередной раз, Лекс позвал к себе Бекку и попросил ее обратиться в агентство по найму домашнего персонала. Штат и в самом деле давно пора обновить. — Добрый вечер, доктор Уэллс, — Лекс протягивает гостю руку для пожатия. — Прошу простить мне выбор даты: догадываюсь, она показалась вам нестандартной. Надеюсь, мое предложение встретиться не помешало вашим планам. Лютору кажется, что вряд ли помешало, но правила этикета, вбитые с детства, требуют от него определенного набора стандартных фраз. — Пройдемте в кабинет отца, — они проходят анфиладу комнат, в том числе, просторную гостиную, украшенную к Рождеству. Не столько потому что этот праздник в семье Люторов ценили, сколько потому что друзья и знакомые отца так делали. Александр Лютор-старший был зависим от чужого мнения. И раз у кого-то что-то было, то и у него должно было быть точно так же. Лекс подозревает, что и он сам появился в результате того, что кто-то из деловых партнеров отца обзавелся наследником в конце восьмидесятых. — Думаю в течение года сделать здесь ремонт. Отец как раз собирался начать весной, но... Наверное, он был бы рад, если бы я продолжил его дело, — сообщает Лекс своему спутнику, скорбно опустив уголки губ. — Но сомневаюсь, что смогу тронуть хоть что-то в его кабинете. Он пропускает Уэллса вперед, с трудом распахнув тяжелые палисандровые двери. Кабинет больше напоминает величественный древнеримский храм. Темное дерево, холодный мрамор, книги в кожаных обложках, тускло поблескивающее золотое перо на письменном столе. И стакан, наполовину полный. Здесь все выглядит так, будто истинный хозяин этого просторного помещения удалился на минуту и скоро вернется. С того света не возвращаются. — Присаживайтесь, доктор Уэллс, — Лекс рассеянно обводит ладонью помещение. — Кресла, стулья — что вам больше нравится? Налить вам что-нибудь? После того, как отец перебрался в Штаты, он вдруг сделался тонким ценителем алкоголя. Чего у него только тут нет... Я не проверял. Он запрещал мне даже смотреть в сторону его коллекции. Довольно мудро с его стороны, не думаете? Проблема детского алкоголизма крайне актуальна. Но сейчас можно. Посмотрим? Лекс открывает створки низкого шкафчика красного дерева и присаживается на корточки. — Так, виски, бурбон, шнапс, мозельвейн... Коньяк. «Реми Мартен», его любимый. Не желаете? — он осторожно вытаскивает хрустальный графин, наполненный золотисто-коричневой жидкостью. Ладони едва заметно дрожат. — Доктор Уэллс, одним из последних начинаний моего отца стало сотрудничество со С.Т.А.Р. Лабс, — Лютор резко меняет тему, шаря по полкам в поисках стаканов. — Не имею ни малейшего понятия, с чего вдруг его потянуло в науку. Неважно. Вы, наверное, представляете, что на ближайшем заседании совета директоров от меня ждут официального сложения полномочий. Скорее всего голосовать за мое отстранение будет больше половины членов совета. Смотрите-ка, вот и стаканы, — он улыбается находке. — Курс развития, выбранный моими новыми коллегами, прост, как теорема Пифагора. Или как апельсин. Ну, знаете, такой красный... Citrus sinensis. Вряд ли он будет включать в себя финансирование сторонних организаций. У старшего поколения, этих мастодонтов, скопидомство в крови. Нет-нет, я не о вас сейчас, — он позволяет себе смешок, вполне добродушный. Ведь ему и в самом деле не хотелось бы обижать Уэллса. В отличие от мафусаилов, работавших с отцом, он кажется Лексу интересным человеком. Лютор даже думает, что Харрисон Уэллс тоже любит играть. Играть — это всегда увлекательно. — В отличие от моего отца, я интересуюсь наукой. Я считаю, что работа таких людей, как вы, доктор Уэллс, не должна прерываться. Но... после смерти отца я не уверен, что меня станут слушать. Лекс впервые за всю жизнь задумывается о продаже своей доли акций.
Рождество, как и четыре недели до него - адвент - пожалуй, всепланетное событие, призванное напомнить о духовном единении, все же сохранившем свою суть в отличие от исконно-религиозного подтекста, отступившего в тень, когда праздник перекочевал в светский мир, подвинув с пути собственную сакральность. Однако приподнятое состояние; ожидание чуда, спрятанного в уголке глаза: присмотревшись - не увидишь, лишь заметишь вскользь отблеск волшебства; надежда, что завтра все будет иначе, достаточно загадать желание и прошептать его дрожащему от дыхания пламени уютной свечи - с течением времени никуда не пропали. Глупость, предрассудки, ритуалы, традиции- те, что выдуманы и навязаны человеком, но обусловленные самой природой, которая нередко мудрее homo sapiens, обряды берегут тайны, иногда позволяя к ним прикоснуться непосвященным. Именно эти механизмы, спрятанные глубоко в подсознании, заставляют верить в то, чего по определению не может быть, ибо не может быть никогда - credo, quia verum. Правда, сомнительно, что гостиная, выглядящая как на картинке рождественского номера мебельного каталога, украшена в честь толстяка в красном, что хохоча щедрой рукой отсыпает добропорядочным детям подарки в развешанные на камине носки. Пожалуй, даже лаборатория с парой-тройкой бумажных снежинок, налепленных на окна и двумя елочными игрушками на центральном мониторе выглядит уютнее, чем особняк, должный быть самым безопасным для своего хозяина местом в мире. Мистер Лютор-младший не производил впечатления хозяина, скорее слишком подзадержавшегося и обжившегося гостя, которому разрешено больше, чем остальным. Профессор Тоун в свое время изучал биографию Лекса Лютора,противника Супермена, изобретателя, ученого, гения... но это были всего лишь файлы, а теперь, когда этот самый человек стоит перед ним, юный, уязвимый - это совсем другое; часть личности, принадлежавшая Харрисону Уэллсу, нынче неразрывно сплетенная с самим Эобардом, требует ... поучаствовать. Да и приходить в чужой дом без подарка, особенно в такое время, не самый вежливый поступок. Что подарить тому, у кого все есть? Довольно приземленный вопрос, где снова мерилом выступают деньги - слишком просто и скучно. Цена подарка - попытка заменить межличностное отношение на тонком плане банальной материальной отмашкой. Это срабатывает в основной массе случаев, но юный собеседник заслужил иной подход, и подменять понятия - значит унизить парня, приравняв к 98% членов общества, о жизни которых история безболезненно забудет. Устроившись в удобном глубоком кресле напротив монументального стола, доктор наконец перестал крутить в пальцах небольшую черную коробочку, открыл ее и поставил на стол сувенир, коих полным полно на вокзалах и станциях - снежный шар с видом Метрополиса. - Этому дому не хватает Рождества, - заметил мужчина вполголоса, чуть улыбаясь уголками губ. У всякого хищника есть своя территория и лучший способ ужиться двум уважающим себя представителям зубастой братии - не лезть на чужую землю, вежливо встречаясь на границах для возможного альянса против чужаков. Лекс Лютор-младший еще не хищник - котенок, и ученый может себе позволить широкий жест доброй воли - совет, тем более, директору С.Т.А.Р. Лабс не выгодно, чтобы делового партнера сожрали до того, как собственные клыки и когти мальчишки, образно говоря, достаточно окрепнут. Харрисону не нужен Мертополис с его проблемами и героями, ему вполне хватает Централ-Сити. Заменив коробочку стаканом с элитным коньяком, гость лениво поглаживал донышко кончиками пальцев - видать настоящий Уэллс был кинестетиком - задумчиво слушая юного наследника«ЛексКорп Индастриз», намеревающегося совершить весьма крупную ошибку из-за неуверенности в своих силах. Кто бы знал, что через несколько лет напутствия Обратного Флэша помогут Барри Аллену стать настоящим героем? А сейчас человечность, полученная в довесок к облику, требовала проявить участие, чего Лексу действительно не хватало и то, что было настоящим подарком, ведь сувенир - только предлог. - Мистер Лютор, - проговорил мужчина тихим, спокойным голосом, - я привык работать с перспективами и вероятностями, как впрочем и другие ученые, предпочитающие смотреть вперед, а не ковыряться в обломках прошлого. Скажу откровенно, в вас вижу перспективу, а вот в ваших коллегах, к сожалению, вероятность привести компанию к краху. "ЛексКорп" разобъется о неверие и косность старого подхода к ведению бизнеса словно пресловутый "Титаник" об айсберг и ожидаемо пойдет ко дну. Если вы самоустранитесь, продадите ваши акции и сделаете вид, что все это к вам не имеет никакого отношения - начнете все с начала, то, разумеется, сможете достигнуть высот, поскольку весьма талантливы, однако зачем тратить время, изобретая велосипед, когда основа, фундамент уже существует? Это непрактично. К тому же, заголовки газет со словами "Сын не смог достойно продолжить дело отца, так и оставшись его тенью" звучат совсем не так воодушевляюще, как "Лекс Лютор-младший - человек, открывший Метрополису путь в будущее". У вас есть шанс, друг мой, неужели упустите возможность доказать, прежде всего самому себе, что вы - нечто большее, нежели просто потомок? Это ваш город, Лекс, дерзайте, - отсалютовав стаканом, доктор отпил крепкий напиток, к сожалению неспособный возыметь действия относительно мета со сверхскоростью. - Насчет мастодонтов и голосования... divide et impera, - усмехнулся волк в овечьей шкуре, отставляя емкость с коньяком и взял принесенный сувенир, перевернул шар и надавил на подставку, открывая углубление, в котором мирно лежала обыкновенная флэшка, - уверен, вы справитесь сами, но если решите воспользоваться данными - будьте осторожны, ведь испортите жизнь немалому количеству "коллег" настолько, что впору станет рисовать огромную мишень в области сердца. Вернув панельку на место, Тоун поставил опасный подарок обратно на стол, предоставляя юноше самому решать, что делать с полученными сведениями, ведь информация - оружие не менее грозное, нежели пуля или острый нож. Эобард гений даже в своем времени, так что в эпохе мафусаилов и древних технологий не так уж сложно откопать чужие огрехи (ценою в жизнь - сопутствующий ущерб). Цель мероприятия куда важнее.
The law ain’t never been a friend of mine, I would kill again to keep from doing time You should never ever trust my kind
Лекс не ждет подарка. Самый главный ему уже преподнес отец, почив в бозе так вовремя. А потом брови Лютора-младшего изумленно приподнимаются, когда он замечает в руках Уэллса черную коробочку. Таких снежных шаров в преддверии Рождества сотни на прилавках. Тысячи, десятки тысяч. В нем нет ровно ничего уникального. Лекс оглаживает подушечкой пальца гладкое стекло и смотрит на доктора с легким непониманием. В самом деле, он несколько обескуражен. Он не ждет поддержки, не ждет напутственных слов. Честно говоря, Лекс давно разучился ждать от кого бы то ни было добра. Все в этом мире хотели либо денег, либо услуг. На этих двух столпах держался мир, с вершины которого Лютор так отчаянно пытается не сорваться. Лекс внимательно слушает все, что ему говорят, жадно ловит каждое слово. Когда Уэллс заговаривает об отце, приводя в пример возможные заголовки газет, которые выйдут, если он откажется бороться или же, напротив, возьмет управление компанией в свои руки, Лютор нервно облизывает тонкие губы, с силой прикусывает нижнюю. Такая рана будет заживать еще очень долго, пока же она сочится бесцветной сукровицей. — «Я начинаю думать, что доказать вообще никогда ничего нельзя». Так говорил Сартр, а я с ним соглашаюсь. Доктор Уэллс, мне иногда кажется, что я не живу, а доказываю, что у меня есть право жить. Иногда думаю, что это Сизифов труд. Нет, я не жалуюсь, — он качает головой и берет свой стакан со стола. — Мне вовсе не на что жаловаться. Проблема в том, что Лексу действительно не с кем поговорить о том, что его гложет. А ведь его много лет подтачивает изнутри комплекс неполноценности, тщательно взращиваемый отцом. И именно сейчас Харрисон Уэллс оказывается рядом в тот самый момент, когда в защите, которой так старательно ограждал себя Лютор, образуется некрасивого вида брешь. — О, доктор Уэллс, — Лекс неожиданно веселеет на глазах. — не ожидал от вас ничего подобного. Я не люблю сюрпризы, но ваш, видимо, станет приятным исключением. Даже не буду спрашивать, каких усилий это стоило. Уверен, немалых. И не зовите меня «мистер Лютор». Для друзей я — Лекс, просто Лекс. Он внимательно наблюдает за тем, как шар вновь возвращается на свое законное место, скрывая под собой флэш-карту, которая, возможно, станет страшным оружием в борьбе с конкурентами. Мотивы Уэллса понятны: он не желает терять место под солнцем, а потому помогает Лютору, более лояльному и более прогрессивному члену совета директоров, чем любой из коллег отца. Лекс прекрасно осознает это. Он выше их на две головы. Выше их всех. И если жизнь — игра в блэкджек, то Харрисон Уэллс сегодня сделал отличную ставку. — За наступающий год, — улыбается Лекс и делает первый глоток. Коньяк обжигает горло огнем. Аромат ванили разносится в воздухе. Никакого чуда так и не происходит, разве что в звенящей тишине, наполнившей дом, внезапно раздается чей-то негромкий смех, и Лекс резко оборачивается, смахивая тяжелый графин со стола. Тот разбивается на сотни кусков едва ли не с музыкальным, нежнейшим звоном. Стекло царапает ладони, порезы саднят и кровь смешивается с разлитым коньяком. По щекам Лекса текут слезы. Ему действительно жаль, что графин разбился, он испытывает неподдельную скорбь и бесцельно тратит время в попытках собрать острые хрустальные осколки, даже не заботясь о том, что он сейчас не один, о том, что на него смотрят, о том, как меняется впечатление о нем в чужих глазах. А впрочем, меняется или нет — неважно. — Отец... Отец, он убьет меня, — едва не задыхается Лекс. — Он этот графин берег, как зеницу ока. Руки дрожат, как у столетнего старца. Дыхание сбивается, сердце начинает биться чаще. Лекс беспомощно и бессильно оглядывается назад, поднимает голову выше, натыкается на взгляд Уэллса и дрожит. Кровь запекается под ногтями, выступает на белой коже. На правом запястье остается одна из самых длинных и глубоких царапин, осколок чертит ее, словно кривую линию. — Может, есть надежда все это собрать, доктор Уэллс? Склеить, я не знаю... — Лекс вытирает слезы тыльной стороной ладони, оставляя на щеке кровавый след. — Я... Я не понимаю, как это произошло. Он теряет весь свой лоск, за считанные секунды становясь испуганным мальчишкой. Никто не заходит, чтобы выбранить его и наказать. Никто не дергает его за шиворот и не замахивается. Сколько же он ждал этого? Сколько лет лелеял этот момент? В красках представлял, как впервые испытает всепоглощающую радость, волновался, теребя воротник рубашки, когда полиция сообщила ему о том, что отца не стало. Конечно, его не стало. Можно даже не сомневаться. Лекс свободен и ныне может позволить себе все, что угодно. Лекс больше не должен бояться. Лекс наконец-то исполнил свою заветную мечту. Вот только почему свобода не приносит долгожданного счастья?
