Часто ли люди замечают переход от яви ко сну? Вот и Чарльз не заметил, когда уснул, да так крепко, как и на кровати-то своей жёсткой нечасто спал – умаялся за несколько ночей почти бессонных, когда пил таблетки, но всё равно ворочался, глаз до рассвета не смыкая. Да ещё эта жара… разморило измученного трудоголика-профессора, ведь телепат – совершенно не синонимично супермену, и Ксавье, ментально способный властвовать над другими, да и духом крепкий, вопреки, а может, напротив, благодаря своей природной деликатности, телесно богатырём не был. Ни в детстве, ни в юности, ни, тем более, сейчас. За дар приходилось расплачиваться, и порой – весьма дорого. Чарльз Ксавье, в наивной юности написавший монографию с восторженным выводом о том, что мутанты – это передовой отряд эволюции, образец нового венца творенья, который приходит на смену человеку, как кроманьонцы, молниеносно вытеснившие неандертальцев, сейчас, по прошествии лет, накоплении опыта – в том числе и жизненного, и чувственного, иногда думал кое-что совершенно противоположное. Эти выводы оказались не менее логичны, но куда более горьки, настолько, что поведать их кому-то Чарльз не мог – они отнимали уверенность у него самого и… роняли знамя, под которым собралась его малолетняя армия. Чарльз, мягко говоря, был не глуп, и понимал, что всякая идея требует некоторой доли лжи, ибо полная правда слишком неудобна, трудна для объяснения даже самым умным подросткам и может посеять сомнения и неуверенность, что надежда – отчасти самообман, а гордость мутанта порой – всего лишь разновидность самоутешения. Самому профессору оно уже не было нужно. Точнее, оно мало помогало ему, аналогично тому, как обычные лекарства не спасали ни от удушья, ни от боли, ни от голосов в голове. А полная и неприятная правда, как препарат Хэнка, жестоко изменяла его самого изнутри, душевно перестраивала, но… исцеляла ценой утраты самоценности.     
Иногда он соглашался с Эриком в том, что мораль условна. В минуты отчаяния, в такие ночи, какой могла бы стать эта летняя лунная ночь, Чарльз ясно, до внутреннего оледенения чётко понимал, что природа, та самая мудрая мать-природа, она же Творец, Создатель, Большой Бог – за гранью добра и зла, но никто, прежде всего она сама, не считает её от этого ущербной, неполноценной! Она, природа, не жестока, потому что не знает, что это такое. Да, те, на ком она поэкспериментировала неудачно, считают её таковой. Но это если смотреть с их точки зрения. Он сам был ошибкой природы, образцом, удавшимся лишь отчасти, поэтому такую обиду понимал. И всё-таки понимал и то, что иначе быть не может.
Никто не осуждает художника, если он стирает или рвёт не получившийся рисунок, или скульптора, смявшего плохо изваянную глиняную статуэтку. Вот и природа тоже просто возвращает потраченную на неё глину в общий ком, чтобы начать лепить нечто новое. Хотя стёртым эскизам и смятым скульптурам, наверно, тоже обидно за свою не сложившуюся жизнь. Зато когда получается шедевр, мастер получает заслуженные похвалы. Правда, они ему на фиг не нужны… Природа и не милосердна по той же причине – она не знакома с этим понятием. Это творения считают её доброй или злой, в зависимости от своего положения и степени удачности. А Творцу на это глубоко наплевать. Он добивается цели и только. Добивается оптимального результата, невзирая на количество ошибок и их дальнейшую судьбу. Говорить о милосердии Творца смешно. Таков закон созидания, таков механизм всякого художественного процесса, такова эволюция.
Но сегодняшняя ночь оказалась счастливым исключением – она не терзала думами усталый мозг и измученную тоской и сомнениями душу, а вот так, безвозмездно, то есть  даром подарила просто спокойный сон, такой крепкий, что даже дыхания спящего в кресле человека – всё-таки человека! – не было слышно. Сложенные в замок кисти рук съехали с груди на живот, голова склонилась немного вбок, скатившись по высокой спинке кресла, и начав терять равновесие, Чарльз проснулся, резко, будто его толкнули. Первым, что он увидел, сфокусировав взгляд, стали складки тяжелого плаща почти прямо перед его носом. Голубые глаза изумлённо открылись на всю ширь, взгляд поднялся к лицу друга.
– Эрик?.. – прозвучало тихо и как-то беспомощно-недоверчиво.

Отредактировано Чарльз Ксавье (2014-07-10 21:35:25)