- Здесь и сейчас… - протянул Мураки, понизив голос, и замолчал, словно не знал ответа.
Пауза, недолгая, всего в пару секунд, однако повисла в сумраке тяжелой, какой-то неловкой заминкой, хотя сам доктор и не ощущал никакой неловкости. В мыслях его собирались фрагменты последовательных выводов из этого вопроса, возможных причин, по которым Цузуки-сан вдруг заинтересовался этим и обдумывания скрытых мотивов шинигами. Мураки ни мгновения не сомневался, что Цузуки мыслит именно так, как считает он сам – дипломированный врач, знаток человеческой натуры со всеми ее возвышенными стремлениями и низменными страстями. Впрочем, в глубине души, неосознанно, Асато-сан все равно должен был думать именно так, как предполагал Мураки просто потому что последний пребывал в счастливом убеждении о собственной правоте во всём.
- Вы думаете, что желаете моей смерти, Асато-сан – спросил он тепло и мягко, со странной, почти сочувственной улыбкой, - поскольку не способны принять свои истинные желания? Здесь и сейчас я могу умереть только от Ваших рук, но этого не случится, - он покачал головой, - потому что Вы не имеете оснований пресечь мою жизнь лишь за то, что я говорю задевающие Вас вещи. Но мы ведь с Вами любим играть в игру «допустим».
Он остановился в дверном проеме, борясь с искушением действиями а не словами поведать собеседнику о том, каким хотел бы видеть последний миг своей жизни, но всё же этот порог в их непростых и по сути только начинающихся отношениях, переступать не спешил.
- Я поцеловал бы Вас, Асато-сан, чтобы, спускаясь в Ад, вспоминать вкус Ваших губ и цвет глаз. А Вы и в самом деле хотите этого? – голос Казутаки стал беззаботно-любопытным, и провокационным, когда он уточнил, -убить меня?