Перекрёсток |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Перекрёсток » Отрывной календарь » YnM-II. Эпизод III: "Танец теней"
1. Жанр|тематика|фандом:
Жанр – психодрама;
Тематика: анимэ, мистика;
Фандом: Yami no Matsuei
2. Рейтинг и прочие характеристики:
-
3. Прием участников:
Закрыт.
4. Пожелания к игре:
---
5. Дополнительно:
Место:
Киото. Сад подле ресторана Ко Каку Ро.
Время: 15 Октября 1998 г. Около полуночи.
Действующие лица:
Мибу Ория, Татсум Сейчиро.
Дни складывались, подобно мелким кусочкам мозаики, дополняя друг друга но все никак не образуя цельной картины происходящего, выплетали орнамент будничной рутины, оседали пылью на книжных полках и лепестками цветов вишни по краю бесконечных парковых дорожек. День проходящий был похож на минувший и едва ли чем-то отличался от следующего. За исключением пары десятков минут, когда Мибу Ория, киотский сутенер и содержатель старого притона тренировался в своем саду.
Впервые тень, тонкая, легкая, похожая скорее на клочок утреннего тумана, задержавшийся с северной стороны колодца, чем на чернильный силуэт соглядатая, присоединилась к тренировке Ории на следующий день после визита шинигами в Ко Каку Ро. Просто поднялась зыбкой дымкой с земли, будто подцепленная концом катаны и прихотливым изгибом обогнула мужчину, словно оценивая того, как соперника, а после атаковала, целясь в живот так, будто намеревалась просочиться сквозь одежду и войти в тело мужчины. Но тогда тень не коснулась даже одежды Мибу, пойманная, словно шелковая лента на острие меча. Рассеялась в мгновение ока, будто ее и не было.
А на следующий день присоединилась к тренировке снова.
С каждым днем безмолвный и бесплотный соперник Ории становился все более отчетливым, обрел силуэт, представая перед партнером в виде воина. В очертаниях темно-серой фигуры угадывались и доспехи, и массивные наплечники, и высокий шлем, а его атаки становились все более и более изощренными. Нет, тень не училась, скорее позволяла сопернику привыкнуть к себе, к возможностям своим и никем не оговоренным правилам, которые, однако были.
И вместе с тем, тень позволяла себе эти правила нарушать, рассыпаться, когда клинок должен был бы прошить ее насквозь, оседать клочками пепла наземь, чтобы мгновение спустя, подняться вверх стаей птиц, или разъяренной змеей. Но неизменным оставалось одно – благодарный поклон по завершении тренировки.
Вот и сейчас, в нижнюю половинку песочных часов на столе секретаря главы отдела Сёкан упала последняя песчинка, и темный воин отступил на шаг, убирая меч в ножны, чтобы мгновение спустя склонить голову, благодаря за поединок и прощаясь до следующего дня.
После визита в Храм Свечей Мибу был уверен в том, что вскоре увидит на пороге Ко Каку Ро ожидаемого гостя. Не Мураки, нет.
Ория ждал Тацуми Сэйчииро, который явился бы за информацией. Однако день следовал за днём, секретарь Мейфу не появлялся – такой чуждый в своём европейском костюме самому духу традиционной Японии, впитавшемуся в каждую половицу ресторана, и Мибу решил, что шинигами узнал всё, что хотел и без разговора с ним.
От доктора, к слову, никаких известий тоже не поступало. Особая выделенная линия оставалась рабочей только для звонков от якудза и политиков. Сперва Мибу хотел начать систематизированные поиски доктора по всей Японии – его связей хватило бы на это, но после решил, что это будет недальновидно. По той или иной причине Мураки не выходил на связь, а инициатором их встреч всегда выступал именно он. Значит, время пока что ещё не пришло. Было в этом что-то по-осеннему горькое и печальное, и в момент особой сентиментальности Мибу мог бы сравнить любовника с ветром, а себя с сосной Такасаго. Но вот проблема – даже сосны недолговечны и суровые ветра, равно как и предательский удар молнии, может сразить благородное дерево. Что говорить о человеческой жизни, хрупкость и обманчивость которой кому как не им с Мураки, студентам медицинского факультета, врачу и серому кардиналу Киото, была хорошо известна? Однажды этот ветер, вернувшись в Такасаго, не найдёт свою сосну, ибо таково течение времени и такова судьба человека. Всё, что возникло – погибнет.
Ория взмахнул мечом, рассекая пряный осенний воздух, и убрал его в ножны.
Некоторое время назад – сразу после возвращения из Мейфу – он начал ощущать чужое присутствие. В любом другом месте, кроме Ко Каку Ро, Мибу не придал бы большого значения собственным замечаниям, но здесь, в собственном доме – где он вырос и прожил фактически всю свою жизнь, он замечал даже легчайшее изменение. Так заметил и это.
Он стал оборачиваться быстрей, пытаясь встретиться глазами с взглядом, так пристально смотревшим в спину. Он стал больше внимания уделять шорохам, которые с приходом осенних ветров наводнили ресторан.
Он стал наблюдать за тенями. И не ошибся.
С приходом осени Мибу возобновил утренние танцы с мечом, которые откладывал на лето по причине жары – липкой и удушающей, в которой тренировки теряли своё удовольствие, и их приходилось откладывать до вечера, а то и ночи. Но эта часть суток всегда считалась и являлась самой загруженной как у ресторана, так и у его хозяина, потому летом Ория слишком редко баловал себя танцами с мечом по вечерам. Сейчас же он просыпался пораньше, глубоко вдыхал холодный и свежий воздух, возвращающий ему способность здраво мыслить и рассуждать, и выходил в сад, держа в руке меч.
Этим мечом не был Аки но Хикари.
Для тренировок использовать такое дорогое и благородное оружие было бы недальновидно и грубо по отношению к мечу, потому Ория, по настроению, брал одну из двух катан – тоже высокого уровня, конечно, дешёвых мечей он у себя не держал. Мечей было два – Чёрный Куро и Белый Щиро, которые отличались друг от друга не только именами, но и плетением на рукояти и узором на цубе. На цубе Куро крался тигр, а на цубе Щиро свила кольца змея. Ория выбирал меч для утренней тренировки по большей части наугад, не глядя и не отдавая предпочтения ни одному из мечей. Как и многие японцы, Мибу-сан был склонен наделять неживые предметы характером и относиться к ним, как к живым – именно поэтому и велась такая утончённая игра с самим собой, чтобы никоим образом не задеть несуществующие чувства ни одной из катан.
А потом у него появился соперник.
Если бы Ория не видел лично то, на что способны тени Тацуми, то решил бы, что сходит с ума. Но когда мужчина осознал, что именно происходит, то с улыбкой включился в игру, негласно предложенную ему секретарём Мейфу, невидимо присутствующим в Ко Каку Ро через своих тёмных посредников.
Сперва это было действительно похоже на игру – Ория легко фехтовал, отбивал выпады и удары, не напрягаясь при этом особо, но со временем его противник становился всё сильней. Это приводило мужчину в восторг. Тигр учуял достойного соперника и, потянувшись, решил испытать свою полосатую шкуру на прочность.
В отличии от Мураки, Мибу не был человеком увлекающимся. Он с трудом менял свои привычки, предпочитая не менять их вовсе, и враждебно, как и многие японцы, был настроен к переменам. Однако заинтересовавшись один раз, он стойко поддерживал свой интерес до конца. Он не загорался страстью мгновенно, как вспыхивает от огня солома. Солома быстро прогорает и не даёт много тепла, он же напоминал скорей тлеющие и мерцающие алым в сером пепле угли, которые, если их раздует ветер, вспыхнут ярко и обжигающе.
То, что началось между ними скорей как игра, а не полноценный бой, с каждой встречей перерастало в конфликт всё более серьёзный. И победа в новом сражении давалась Мибу всё тяжелей, однако это делало сражение лишь желанней.
Мышцы дрожали от приятной усталости, а из-под длинных волос, собранных сейчас в европейскую косу, скользнула по шее сзади капелька пота, с интимной игривостью проникая под ткань кимоно. В этот раз Ория использовал любимые удары утикоми, заставляя тень уклоняться раз за разом и не позволяя ей – или ему – ни на мгновение прервать серию атак. Куда превыше интимной близости и секса, мужчина ставил бой. Настоящий бой – не такой, как тогда с Хисокой, который был нужен исключительно для того, чтобы выиграть время. Настоящий. Поединок тела и духа.
Он учтиво поклонился тени, благодаря за приятное времяпрепровождение и, прежде чем воин успел бы рассеяться туманом, протянул ему руку, но не так, как протягивал бы её для рукопожатия – ладонью вверх и под углом, словно предлагая взять себя за руку.
- Хотелось бы видеть того, кто скрывается за маской и управляет каждым твоим движением. Надеюсь, мои слова будут услышаны и дойдут до нужных ушей.
Отредактировано Mibu Oriya (2013-07-04 17:12:46)
Тень молча поклонилась еще раз, почтительно, как и положено слуге, получившему поручение, а после исчезла, рассеявшись, смешалась с множеством других теней, наполнявших сад.
Такого поворота Тацуми Сейчиро не ожидал. Его искусство, отточенное за полвека до совершенства, обычно пугало или вызывало отвращение. Мастер Теней и сам давно уподобился тени своего шефа, держа под контролем все происходящее в Сёкане, он не позволял себе ни единым словом усомниться в авторитете и важности шефа Каное, довольствуясь лишь ролью помощника и с удовольствием исполняя секретарские обязанности.
Он не был в Киото с той самой грозовой ночи, когда приходил к старому другу самого, пожалуй, неприятного противника шинигами с предложением сделки. И намеревался, вернуть душу Мибу-сана так, чтобы проснувшись тот не помнил ничего, что случилось в Мейфу и Дворце Свечей. Не вышло.
И Тацуми опасался, что визит его киотский сутенер расценит, как желание вызнать подробности пройденного испытания, и что странно – ему, почти лишенному суетных человеческих эмоций, было не все равно. Настолько, что он не выдержал и позволил себе невинное, в сущности, развлечение – поединок со смертным, вовлекая Орию в этот завораживающий танец. Зачем?
Ответ находился на поверхности, словно отражение луны в речной глади. Отражение, разбитое легкой рябью на миллионы серебряных бликов – каждый маленькое заблуждение.
Когда на Киото опустились осенние сумерки, шинигами появился под крышей галереи. Задумчиво отмерил сотню шагов до угла старого дома и позволил себе сообщить хозяину ресторана о своем визите. Маленькая бабочка, чернильным пятном скользнула в щель меж створками седзи и минуту спустя отыскала длинноволосого сутенера. Легла, расправив крылья на тыльную сторону его ладони, едва осязаемая, но отнюдь не бесплотная, какой была тень воина.
Сейчиро медленно выдохнул, понимая, что больше нет возможности просто возвратиться в Мейфу и заняться разбором бумаг и входящей корреспонденции.
- Вы знаете, что мертвые не могут входить в дома живых без приглашения, Мибу-сан? – спросил он, после учтивого поклона пришедшему хозяину, - даже боги смерти. Но провести мертвеца в дом может не только хозяин. Любой живой, кто предложит войти. Глупое правило.
Придёт или не придёт?
Этот вопрос интересовал Орию с того самого момента, как тень воина, растворившись в воздухе, смешалась с остальными тенями, наполняющими сад. Он даже отказался от приглашения разделить вечер со знакомым политиком, которому искренне симпатизировал – и когда на тыльную сторону ладони села чёрная, сотканная из теней бабочка, мужчина понял, что отказался не зря.
Бабочка была осязаема – не так, как обычное насекомое. Скорей разум пытался осознать тот факт, что тела касается нечто, но это самое нечто было настолько лёгкие и невесомым, что вызывало лишь лёгкое покалывание.
Тацуми ожидал его вне дома, что Ория очень оценил. Он терпеть не мог, когда к нему бесцеремонно вламывались, и делал исключительно только для одного человека – но для этого человека он вообще делал слишком много исключений. Теперь же, приветствовав шинигами вежливым полупоклоном, Мибу откликнулся:
- Очень интересное правило. Совсем как в «Фаусте» - трижды приглашают чертей… - это было произнесено тоном, достаточно лёгким, чтобы шинигами ни в коем случае не усмотрел для себя насмешку в словах сутенёра. – Пожалуйста, проходите, Тацуми-сан. В моём доме вы желанный гость.
Мибу не лукавил.
Он прекрасно понимал, что шинигами могут быть заклятыми врагами доктора, равно, как он надеялся и на то, что Тацуми понимает – в любой ситуации он, Ория, встанет на защиту Мураки. Но конкретно против секретаря он ничего не имел. Напротив. Вежливый, деликатный и собранный Тацуми оставил у него только наилучшие впечатления и за исключением мелких нюансов, обусловленных, скорей всего, необычностью ситуаций, в которых они оказывались, Ория мог бы свести связывающие их отношения к деловым. Но… о, сколько смысла и скрытых оттенков может нести в себе такое короткое слово «но»!
Подводя итог, Мибу мог бы описать собственное впечатление от Тацуми одним словом. Профессионал. А сутенёр, сам придерживаясь строгой планки, был очень падок на людей, которые что-то умеют делать превосходно.
- Я полагаю, Тацуми-сан, вы не откажетесь от ужина в моей компании, - в голосе хозяина ресторана не было вопросительных интонаций, когда он повлёк за собой гостя в собственные внутренние комнаты. – К тому же, сегодня у меня – чёрный сакэ. Отказа я не принимаю.
Он улыбнулся и, раскрыв дверь, пропустил шинигами вперёд.
Тацуми-сан имел свои собственные планы и виды, когда предлагал Ории побывать в Храме Свечей, это факт. Но именно благодаря ему мужчина узнал о том, что доктор вернётся, и не отблагодарить за предоставленную возможность – даже окажись ответ отрицательным, а Мураки мёртвым – было бы верхом невежливости. Однако сейчас, что странно, Мибу хотел отблагодарить шинигами даже не за это.
За бой. За то, что сердце заходилось пойманной птицей каждый раз, когда лезвие стремительно летело к нему. За то, что можно почувствовать себя живым.
- Прошу Вас, - указал Ория на дзабутон. Постучавшись предварительно, две юные служанки, тихие и почтительные, внесли всё необходимое для ужина, проворно и ловко, как и всегда – их мужчина успел предупредить по пути на улицу, когда на руке ещё аккуратно трепетала крылышками бабочка.
Теплый прием хозяина Ко Каку Ро несколько удивил шинигами. Тацуми не обольщался насчет симпатии живых к миру мертвых, который, как сама неизбежность ждет всех и каждого. Но, кажется, Миьу-сан, выказывая приязнь и свое расположение столь уверенным приглашением, был очень искренен. Слова благодарности прозвучали совершенно обычно, разве что в уголках губ Тацуми наметились улыбчивые тени – отчасти дань шутке Ории о правилах фаустовских чертей.
- Это обычное правило пограничных отношений, - взялся было пояснять Тацуми, - миру духов не дозволено вмешиваться в происходящее в мире живых, пока те сами не выказывают желания заглянуть за грань материального мира и обыденного своего существования.
Он осекся, поймав себя на готовности прочесть сутенеру целую лекцию о том, что такое правило характерно для призраков и духов самых разных народов. Вдаваться в детали не стоило, дабы не утомлять своим занудством приятного человека, знающего, кем является его гость, но, тем не менее, приглашающего на ужин.
- Благодарю, - кивнул Тацуми, в ответ на приглашение, - за приглашение и за… понимание.
Слово прозвучало тише и глуше всей фразы, мягко, почти интимно – так говорят об общих секретах- преступлениях ли, недозволенной ли страсти, интригах и заговорах. Не обозначая ни единым словом сути и предмета беседы, но умея интонацией и взглядом дать сообщнику понять, к чему именно будут относиться следующие слова.
- Надеюсь, вы не откажетесь от продолжения.
Тацуми сел перед своим столиком и бросил равнодушный взгляд на угощение, отметив, прежде всего изящество старинного фарфора.
- Кстати, я забрал забытую вашим другом игрушку с того берега, - добавил он сухо, словно речь шла о чем-то незначительном, - если хотите, я передам вам этот сувенир. Безделица, конечно, - синие глаза смешливо блеснули, - но редкая, в сути своей, безделица.
Голос шинигами намекал на общие секреты – и Ория не стал играть в неприступность. У них с Тацуми было общее дело, общее прошлое – хотя и очень непродолжительное, исключительно сотрудничество – и неясное настоящее, доставляющее, однако, сутенёру большое удовольствие. Странно было принимать так по-дружески одного из тех, от кого, по сути, бежал доктор, закрываясь в лабораториях. Но здесь Мибу проводил чёткую грань: враги Мураки не его враги. Он мог покрывать доктора сколько угодно, всячески помогать ему в сомнительных делах – но никакой враждебности по отношению ни к одному из шинигами не испытывал. Мы все люди бизнеса, так? Шинигами выполняли свою работу, Мураки – свою. Он, Мибу, занимался своим делом.
- Не в моих правилах отказываться, Тацуми-сан, от продолжения, - он позволил себе беглую улыбку, которую хранил обычно для гостей высокого ранга, и решил, что сегодняшний вечер может принести ему гораздо больше, чем Ория рассчитывал.
Мужчины заняли свои места за столиками, служанки с поклонами удалились – острый взгляд Ории прекрасно дал девушкам понять, что здесь в их услугах не нуждаются. Он мало что изменил в ресторане со времён отца – касательно прислуги. Люди Мибу должны были понимать его с полуслова и уметь молчать.
Он уже протянул руки к кувшинчику, когда шинигами разом дал понять сразу несколько вещей. Во-первых, Тацуми знал и без Ории, что Мураки-сан жив. Каким образом шинигами это выяснил - сутенёра уже не касалось, и возвращаться к этому вопросу он не считал нужным. Во-вторых, Мураки-сан уже покинул то место у берега пруда и, значит, вернулся в мир живых окончательно. Возможно, он станет скорым гостем в Ко Каку Ро… возможно и нет. Обещание вернуться можно было толковать на сотню ладов. И, наконец, в-третьих…
- Я с удовольствием возьму то, что Вы хотите мне дать, Тацуми-сан, - улыбка Мибу стала уже совсем очевидной. Он наполнил чоко гостя, потом свою, и отставил кувшинчик. – Даже безделица может быть приятной.
Приоткрыв завесу над неведомым, едва ли можно понять всю суть и глубину иного мира. Да и не нужно это тем, кому осталось еще много дней в мире, где день и ночь движутся в бесконечном танце, приливные волны ласкают берега островов и всё сущее возникает, чтобы однажды исчезнуть, умереть, рассеяться без остатка. Дворец Свечей даже для шинигами являлся местом странным и не слишком понятным, но одно было несомненно – хозяин этого дворца – Хакусяку-сама осведомлен обо всём, происходящем в его доме. Но не на всё способен повлиять.
Тацуми не питал иллюзий, что его попустительство правилами Мейфу останется в тайне, а потому и не делал секрета из того, что привел душу Мибу Ории к дверям Дворца Свечей ни от Вакабы, ни от дворецкого Графа, бдительно следившего за видениями человека и намеревавшегося выбросить незваного гостя прочь, если тот вдруг сумеет выбраться за пределы собственного поиска, ни от самого Графа и уж точно не от шефа Коное. Хотя официальных разрешений секретарь не просил, заведомо зная, что отвечать на упреки и выговоры.
Теперь же ситуация с Мураки была под контролем. Ну, почти под контролем.
А чужих вещей в своем доме Граф не любил и именно потому, его дворецкий, уведомляя Тацуми, ждавшего возвращения Мибу, что человек покинул пределы Дворца Свечей сам, отдал найденную игрушку шинигами.
Оставлять себе зверька в маске Сейчиро не собирался. Выбросил бы, или уничтожил, но не раньше, чем узнал бы, что она не нужна тому, кто прошел своё испытание.
- Я передам Вам эту игрушку, - коротко произнес секретарь, поднимая наполненный уже чоко.
Уход служанок ясно показывал, что для Мибу он – не рядовой посетитель, с кем можно обсудить новости, побеседовать о поэзии и печальной красоте осени, каллиграфии тонких ветвей на фоне облачного неба или пофилосфствовать о бренности бытия.
Давным-давно, когда Тацуми разменял только второй год работы в Мейфу, в жизни его появился человек, так же, как Мибу-сан, знавший, что его знакомец – бог смерти. Юноша с поэтическим воображением, чуждый и непонятный для жителей маленькой рыбацкой деревушки, где ему случилось родиться. Ичиро был болезненно красив и светлокож, а соседки и родня поговаривали, что мать нагуляла его, спутавшись с гостившим когда-то в деревне студентом из Тэйкоку бидзюцу гакко*. Это было неправдой.
Ичиро не был плодом любви, даже недозволенной и краткой. Дитя насилия, он стал проклятием своей матери, каждый день видевшей в сыне цену собственной глупости, наивности и желания просто подразнить своей красотой молодого монаха, с которым случилось встретиться у прибрежных скал. Он нравился деревенским девушкам, но взор его был обращен на тех, с кем приходилось выходить в море, выбирать улов из сетей и слушать песни ветра и волн. Ичиро писал стихи, но грубым рыбакам они не нравились, а их сестры были не в силах оценить силу и красоту скупых строк о смерти, любви, одиночестве.
О чем еще может писать семнадцатилетний неврастеник?
С ним шинигами познакомился на похоронах его матери, утонувшей во время купания. Случай был не первым и шинигами искали взбунтовавшихся морских духов, дабы узнать, что же могло нарушить их мирное сосуществование с людьми. Но в череде мистических смертей смерть Рэй-сан была самой обычной. Оставалось просто уйти после похорон и забыть о маленькой деревне, если бы не странный, жадный взгляд сухих глаз скорбящего сына утопшей.
В них не было печали и боли.
- Вы ведь не из полиции, - спросил Ичиро, подойдя к Тацуми, - и не из газеты, как думает жена старосты и все другие женщины. Кто вы?
За тот взгляд, пытливый, страстный и отчаянный не жалко было и правды.
Тацуми скупо усмехнулся и, наклонившись к лицу спросившего, прошептал, поддавшись желанию пошутить, выдавая правду за вымысел:
- Бог смерти.
- Я так и думал, что какая-то утопленница – это не повод для того, чтобы в нашу деревню приезжал настоящий журналист, - сказал юноша и вздохнул, - а жаль.
- Почему же?
- Я попросил бы его помочь отправить письмо Для Фуджиты Джуна** в Чикаго.
Кто такой Фуджита Джун, Тацуми не знал, но поинтересовался, какова же связь между журналистами и человеком из Чикаго, и улыбнулся, когда Ичиро, спохватившись неуместностью темы во время похорон, спросил, могут ли они встретиться позже.
Так всё и началось.
И почему, вдруг Тацуми вспомнил об этом именно сейчас, держа в руках чашечку с дорогим сакэ.
Наверное, потому, что у каждого из сотрапезников – и гостя и хозяина было свое прошлое.
- Когда мне было семнадцать, - Сейчиро не стал заставлять хозяина придумывать тему для беседы, благодарный за прошлую их встречу и рассказ о мече, - я увлекся красавицей из квартала Гион. Вам ли не знать, какие они, Мибу-сан? И о том, что самые нежные и изысканные, несвободны, поскольку всегда есть кто-то, чьей силуэт сокрыт в тени, но по чьему приказу, нежные слова сменяются насмешками, а влюбленность – равнодушием. Она умерла год спустя от тифа.
Сакэ прокатился по языку, как глоток воды и скоро хозяин получил право вновь наполнить чоко своего гостя.
* Императорская художественная академия
** Японский фотожурналист, актер и поэт.
Мибу не стал дожидаться тоста. Всё-таки они сидели друг против друга не на правах хороших знакомых и не по профессионально-деловым интересам, потому ограничивать себя и своего гостя монотонным произнесением обычного «кампай» было бы нелепо. Взгляд Тацуми на пару мгновений стал рассеянным – как у человека, который о чём-то вспоминает или задумался, и Ория, пригубив напиток, с некоей жадностью даже наблюдал за подобные мимолётным проявлением эмоций.
То, что Тацуми-сан умеет чувствовать, для сутенёра было намного очевидней, чем для тех же сослуживцев секретаря. В работе шинигами безупречен – это понятно даже такому стороннему и мимолётному наблюдателю, как Ория. Но Мибу уверен был и в другом.
Под маской совершенства – холодного, удивительного самообладания, которым мог бы похвастаться только человек со стальной волей и неукротимым духом, таилась страстная натура, загнанная в рамки, отведённые Тацуми самому же себе. Возможно, Ория ошибался – как бы то ни было, он оставался человеком, склонным делать выводы и составлять суждения зачастую правильные, но основанные на личном восприятии, а, значит, всегда существовала вероятность ошибки. Но та тёмная дикая страсть, которую он чувствовал в своём теневом оппоненте, скрещивая с ним мечи раз за разом… принадлежала ли она исключительно тени? Мибу полагал, что нет. За каждой марионеткой скрывается кукловод.
- Вот как…
В устах Тацуми оживало прошлое, пусть и не столь далёкое, и Ория задался вопросом – была ли та куртизанка действительно так хороша, как запомнилось мужчине. Память склонна всё прикрашивать, а юношеские влюблённости остаются самыми яркими.
- Печально, что так произошло – но ведь говорят, что самые красивые бабочки это однодневки, - склонил голову сутенёр и задумчиво добавил. – Мои девочки могут похвастаться и красотой, и нежностью, и покорностью… если Вы пожелаете, Тацуми-сан, то сможете удостовериться в этом лично.
Мибу предложил это спокойно и был на самом деле уверен, что шинигами отклонит предложение. По крайней мере, сейчас.
- Позвольте мне, - он снова взял в руки кувшинчик. В этот раз Тацуми пил не из вежливости – а в удовольствие. Это приятно польстило Ории, как хозяину.
Печали Тацуми не чувствовал. Ни тогда, ни сейчас. Скорее горечь бессмысленно упущенного случая, печаль о неслучившейся истории или сожаление о непроявленной когда-то настойчивости.
Однако едва ли эти эмоции хоть как-то изменили выражение его лица.
-Печально разве только то, что много позже я узнал, что ее решение было продиктовано не велением души, а оплачено моим дядей, считавшим, что девушки из квартала Гион – неподходящая компания для единственного наследника рода.
Предложение, сделанное Орией Мибу, должно было рано или поздно прозвучать и шиниагми понимал это, столь же спокойно и даже равнодушно, как сознавал неизбежность прихода ночи.
- Если кто-нибудь из ваших девушек умеет играть в Го, - губы мужчины дрогнули в строго отмеренной усмешке, а синие глаза блеснули за тонкими стеклами очков, задержавшись на лице собеседника, - или пожелает научиться, я могу найти время для встречи.
Сама мысль – посвящать время обучению красавицы, предназначенной для утех плотских, была сродни романтической склонности возвышенных натур к чтению стихов проституткам и желанию откровенничать с ними, платя не за секс, а за возможность сбежать от одиночества.
- Знаете, Мибу-сан, - Сейчиро благодарно кивнул, когда в объятьях стенок чоко вновь блеснула пьянящая влага, - есть одна вещь, которую я хотел узнать у вас в прошлый раз, но мне, к сожалению, не пришлось провожать вас назад. Позволите?
Сейчиро взял палочки, не желая, чтобы хозяин его, проявляя радушие к гостю, не особенно нуждавшемуся в пище, сам оставался голодным.
- Прекрасно понимаю мотивы вашего уважаемого дяди, - заметил Ория. Это был действительно заботливый шаг в его понимании, юности свойственно увлекаться, и разве можно винить зрелого человека за то, что он заботится о чести собственной семьи?
От услуг девочек Тацуми отказался умело и с толикой юмора, и Мибу едва удержался от того, чтобы точно так же, в шутку, предложить ночную партию в Го – но уже с самим хозяином ресторана. Это было бы уместно исключительно в беседе с другом, а он слишком мало знал шинигами, чтобы делать такие двусмысленные предложения и ожидать понимания.
- Не думаю, что Вам интересна будет игра с неумелым партнёром, Тацуми-сан.
Наполнив стопки по новой и отставив кувшин, Мибу уже хотел было заговорить с ним о его технике боя и поинтересоваться является ли мастерство тени в искусстве владения мечом заслугой самого Мастера Теней, когда тот выразил своё желание задать вопрос.
- Да, в прошлый раз я… справился сам, - деликатно обрисовал ситуацию Ория и, сделав глоток, согласно склонил голову. – Пожалуйста, я слушаю вас.
Разумеется, он не станет отвечать на вопрос, который мог бы тем или иным образом навредить Мураки-сану или ему самому, но сутенёр был уверен, что этот пресловутый вопрос, который хотел задать шинигами, и не будет подобного рода. Итак, оставляя за собой негласное право отвечать или не отвечать на своё усмотрение, Мибу взял палочки и принялся за еду.
Предположение, высказанное сутенером, Тацуми подтвердил коротким кивком. Он никогда не находил удовольствия в разовых учебных играх, полагая их пустой тратой времени. Случись ему обрести ученика, пожелавшего постичь мастерство управления тенями, Тацуми Сейчиро приложил бы все усилия, чтобы воспитать своего последователя, или даже преемника, но размениваться на пустую демонстрацию своего мастерства, неважно в каком из искусств, на освоение коих у шинигами ушло от пары десятилетий до полувека, ему было бы просто не приятно. С киотским сутенером же Тацуми ощущал странную, почти парадоксальную уверенность, что его слова или действия будут поняты и восприняты правильно. И дело было не только в профессиональном, вежливо-заинтересованном внимании Ории – подобные вещи Сейчиро замечал, ценил даже, но не брал в расчет. А в том, как принял Мибу-сан условия сделки, без колебаний и попытки торговаться, в том, как встретил внимание тени к своим упражнениям с катаной. И в том, что пригласил гостя из мира мертвых в свои покои.
Это обманчивая убежденность имела у людей простое название – приязнь. Но секретарь главы отдела Сёкан сумел бы найти тысячу слов, подобно тому, как влюбленный находит тысячу поводов, чтобы подарить поцелуй любимой, но не использовал бы единственно верное определение, чтобы дать название своему отношению к Мибу. Шинигами не имели права на приязнь к кому-то из смертных. И Тацуми не являлся исключением.
Но все же…
- Может показаться странным, Мибу-сан, - голос секретаря звучал спокойно и ровно, - но я – весьма и весьма любопытен. Особенно к тем знаниям, что по каким-то причинам оказываются недоступны для меня. А это, поверьте, сделать сложно. Но что на самом деле сокрыто во Дворце свечей, я не знаю и узнать не смогу, если кто-нибудь, свободный от наваждения, не проведет меня.
Он прервался, обнаружив среди поданных деликатесов мидии. Притом вид у Тацуми был самый невозмутимый, словно он просто пригласил собеседника вместе сходить в кино.
И ни слова о возможности новой сделки, ни предложения озвучить какие-нибудь условия, словно таковой возможности не предусматривалось априори. Не прозвучало даже самого вопроса, но он, разумеется, подразумевался, и на волю человека оставалась возможность не понять то, что все же так и осталось неозвученным.
Отредактировано Seiichiro Tatsumi (2013-07-07 20:21:37)
- Я понимаю ваше любопытство, Тацуми-сан… мне это напоминает ситуацию с ящиком Пандоры, - тонко улыбнулся Ория и с удовольствием отправил в рот кусочек угря. Сладковатая рыба становилась удивительно нежной на вкус, если запивать её сакэ. – Пандора никогда бы не заглянула внутрь, если бы ящик не находился у неё на виду постоянно… как ваш Дворец свечей.
Он сам не смог бы умерить собственное любопытство. Когда-то давно Мураки дал ему ключ он лаборатории, устроенной на нижних этажах его дома – и Ория не преминул воспользоваться предложением. Сейчас, оглядываясь назад, он понимал, что ничего бы не хотел изменить. Так и Тацуми, должно быть, стремится удовлетворить своё любопытство, но от ящика Пандоры ему нужен ключ… а ключ в этом случае – Ория.
- Я с удовольствием помогу вам удовлетворить ваше любопытство, Тацуми-сан, - мужчина изучающе смотрел на шинигами и будь ситуация немного иной, то его можно было бы укорить в невежливости. – Если Вы возьмёте на себя всю ответственность… и заботу обо мне.
Сутенёр улыбнулся и отсалютовал мужчине чоко.
- Мне никак нельзя умирать… ведь, как оказалось, чем больше времени человек проводит там – тем сложней ему вернуться, - это было действительно так. Ему нельзя умирать сейчас, когда доктор пообещал вернуться. Было бы очень неучтиво не встретить Мураки-сана лично после того, как Ория сам пошёл за ним в Мейфу. – И, разумеется, если я поспешу удовлетворить ваше желание – вы, как человек строгих правил, сделаете то же самое и для меня. Не так ли?
Своё желание Ория высказывать не стал, полагая, что прежде стоит дать шинигами поразмыслить, а хочет ли он на самом деле связываться с сутенёром.
С киотским сутенером было приятно иметь дело. Сейчиро редко встречал у людей тот, особенного сорта, цинизм, который позволяет заявлять, что всё в этом мире имеет свою цену, с пониманием, что не всегда цена эта измеряется в деньгах. Даже шеф Коное, вверивший секретарю и ведение дел департамента и всю бухгалтерию, не соглашался, если Тацуми начинал говорить о том, что даже старания и ответственность сотрудников имеют свою стоимость. Правда в каждом отдельном случае, цена была разной. Куросаки-кун хорошо продавал свою собранность, внимательность и ответственность за крохи информации о своем прошлом, Асато-сан – за тортики и шоколадки. Коное-сан любил сувениры и еду из одного-единственного ресторанчика в городе Нагасаки, Вакаба-тян собирала магнитики и обожала парки аттракционов.
И Тацуми не забывал о слабостях своих коллег, спокойно списывая расходы на нужды отдела.
Но и собственные слабости Сейчиро сознавал с предельной честностью.
- Разумеется, Мибу-сан, - улыбнулся он, - для шинигами было бы непозволительным проступком позволить подопечному остаться в Мейфу подобным образом.
Признание Мибу, что чем дольше человек задерживается в храме свечей, тем сложнее ему вернуться, стало для Тацуми откровением. И очередным пунктом в списке событий и происшествий, связанных с домом Графа, а так же особенностей и свойств этого места. В синеве глаз Сейчиро мелькнули азартные огоньки, а губы изогнулись в медленной, осторожной, предвкушающей улыбке. Мибу-сан решил назвать цену своего участия в весьма опасной затее.
- В этом нет никакой спешки, - признался он, - напротив, удобного случая, возможно, придется подождать. Хозяин Дворца свечей не часто покидает свой дом. И боюсь, когда случай представится, я позволю себе просто… воспользоваться вашим согласием.
Взгляды смертного и давно умершего встретились.
- И, заметьте, я не прошу Вас о том, что не в Ваших силах, Мибу-сан, - подчеркнул Тацуми, - посему, надеюсь, в своих желаниях, вы учтете, что я – не всесилен и связан, как шинигами, множеством условностей и правил.
Отредактировано Seiichiro Tatsumi (2013-07-07 20:19:28)
- Разумеется, разумеется, Тацуми-сан. Мне было бы так же неприятно услышать от вас «нет», как и ответить вам отказом, - Ория понимающе улыбнулся.
Его немного встревожила возможность того, что из-за нестабильного расписания Графа – Тацуми может прийти, когда угодно. Потерять сознание на встрече якудза было бы неприятно – однако сутенёр был уверен, что шинигами не позволит себе так небрежно обойтись с жизнью человека. Раз он согласился взять на себя ответственность за Мибу, то прекрасно понимает, что и как нужно сделать, чтобы не нанести смертному вреда.
В очередной раз наполнив стопки, Ория с некоторым удивлением признал самому себе, что этот вечер – первый в череде многих, когда он действительно получает удовольствие от чужой компании. И, хотя возможно это было бы чересчур смелым заявлением, он был уверен, что удовольствие в данном случае обоюдно.
- Я не думаю, что моё желание доставит вам хлопоты, Тацуми-сан… и уже конечно вы в силах его выполнить, - Ория даже прикрыл глаза на мгновение, как щурится от удовольствия кот, пригревшийся на тёплом солнечном местечке после сытного ужина. – Вы составляли мне компанию все эти дни – и я благодарен вам. Волей или неволей, но вы доставили мне большое удовольствие, умолчать о котором я не могу, дабы не показаться невежливым…
Куро и Щиро – очаровательная аллюзия на старых знакомцев – покоились на своих подставках, и Мибу бросил на мечи беглый взгляд.
- Помнится, вы говорили мне, Тацуми-сан, что тени ваши – нечто вроде марионеток и управляете ими именно вы. Не скрою, замена достаточно приятная… на первое время. Но мне хотелось бы насладиться оригиналом. Я хотел бы, чтобы в моих тренировках вы заменили тень… ведь если вы находите время на то, чтобы контролировать их движения – значит, я в праве требовать и непосредственной близости, - голос сутенёра звучал вкрадчиво, так, будто он предлагал нечто куда более интимное, чем спарринг на мечах.
Впрочем, для Ории это и было интимным. И сейчас, предлагая Тацуми присоединиться к нему в увлекательном танце по утрам, Мибу имел свои цели.
Когда-то серией быстрых и точных ударов утикоми он сумел расколоть маску Первого Советника… теперь же задача станет куда более утончённой и трудной, ибо эта маска уже давно стала лицом секретаря, скрывая тайные желания и тёмные страсти своего хозяина.
Изящный в своей откровенности комплимент вызвал у шинигами легкую оторопь. Привыкший предусматривать все мелочи и учитывать сотню возможных вариантов происходящего, даже если на ткани бытия отпечатается только один, Тацуми не предполагал, что собеседник его сочтет нужным обозначить четко и ясно свои мысли о той игре, что скрашивала минуты их досуга.
Он первым оборвал контакт взглядов, признательно склоняя голову и проговаривая четко отмеренные слова:
- Для меня будет честью скрестить мечи с таким соперником, как Вы, Мибу-сан, хотя, в сущности, между мной и тенью нет особенной разницы.
Шинигами вдруг с предельной ясностью осознал хрупкую, опасную красоту предложения Ории, уравновешивающую их возможности одним простым, негласным условием – Тацуми не мог позволить себе ранить противника и уж тем более нанести смертельный удар, тогда как ему ранение, даже опасное для живого человека, доставило бы лишь краткие мгновения боли. Но делом чести становилось не позволить противнику даже коснуться себя. Им с Мибу-саном предстоял …танец.
Сейчиро поднял на сутенера задумчивый, оценивающий даже взгляд, словно спрашивал безмолвно, понимал ли смертный, чего пожелал? И что-то в глазах Ории, в легкой, провокационной улыбке, подсказало шинигами, что да – владелец старого киотского борделя всё прекрасно понимал. Чоко, предусмотрительно наполненное внимательным хозяином вновь оказалось в пальцах Сейчиро. Сегодня он пил, как никогда много, но внешне нельзя было скзаать, что секретарь главы отдела Сёкан хоть чуточку пьян.
- Надеюсь, наши занятия и впредь будут приятны Вам, Мибу-сан, - добавил он после небольшой, но неожиданно тяжелой паузы.
Тацуми ответил вежливо и традиционно, как и ожидал Ория. И хотя Мибу мог бы поспорить с утверждением, что между тенью и шинигами нет разницы, он вежливо этого не сделал. Может быть, секретарь Мейфу действительно так считает… для него же разница была кардинальна. У тени нет ни дыхания, ни тела… ни этих синих глаз, так непреклонно сверкающих сквозь очки.
Очередная стопка поднялась вверх и прижалась к строгой линии губ Тацуми. Мибу вежливо не проводил её взглядом, понимая, что негоже смотреть ему на то, как пьёт мужчина – и как остаётся едва заметная глазу влага на губах.
- За себя я не беспокоюсь, Тацуми-сан… но мне бы хотелось, чтобы это удовольствие, каким бы оно в итоге не оказалось, Вы со мной разделили, - заключил Ория, ничуть не смущаясь двусмысленности своих слов. Сегодня и без того было сказано тем больше двусмысленностей, чем больше они пили. И не с пьяных глаз, нет… как медленно погружается в незнакомые воды ныряльщица за жемчугом, так же медленно они привыкали друг к другу, стремясь интуицией проделать такую же, если не большую работу, как и разумом.
Будь Ория помоложе… пожалуй, он бы не позволил себе подобных игр в изящную словесность. Ещё и с шинигами. Но сейчас… почему нет? В конце концов, доктор позволил себе уйти практически на верную смерть. Почему тогда он, Мибу, не может позволить уже себе опасных игр с богом смерти?
В конечном итоге они просто переместились из комнат на энгава, прихватив с собой сакэ, которое чудесным образом делало осеннюю ночь не такой холодной. Мибу закурил трубку, сев так, чтобы дым не шёл в сторону секретаря, и молча наблюдал за тем, как постепенно светлеет небо. Разговор умер ещё в комнатах, сейчас сутенёр просто курил и наслаждался тишиной, которая отчего-то не казалась ему неловкой. С шинигами оказалось приятно молчать.
Тацуми ушёл под утро.
Вы здесь » Перекрёсток » Отрывной календарь » YnM-II. Эпизод III: "Танец теней"