Ория не помнил момента, когда уснул – и, впрочем, в этом не было ничего удивительного. Душа мужчины, покинув тело своего владельца, как бабочка покидает свою грубую и некрасивую оболочку, свободно воспарила к тёмному небу. Это не был осознанный полёт, лишь стремление к небу, выше и дальше – стремление, присущее журавлям, вечно обречённым тосковать на земле по небу, а в небе по земле.
Осознание себя, как существующего отдельно от окружающего пространства, и самоидентификация, как личности, вернулись в одно мгновение – в то самое, когда Тацуми коснулся его руки и сплёл свои пальцы с пальцами Ории.
Мибу вздрогнул и в тот момент его метафизические крылья, словно крылья Икара, взлетевшего слишком высоко, истаяли, хотя и не солнце озаряло его, а лишь зарницы грозы, и наверно он упал бы вниз, просыпаясь с немым криком на губах. Но шинигами посмотрел на него и произнёс это самое «Идём» - так спокойно, будто имел полное право нарушить личное пространство Ории. Будто не было ничего удивительного в том, что он, удерживая киотского сутенёра рядом, позволил себе жест, считающийся даже между любовниками откровенным.
А потом перед ними встал Дворец и, словно повинуясь какой-то команде, шинигами и вовсе выпустил его руку.
Ория тут же спрятал ладони в широких рукавах, с облегчением отмечая тот факт, что хотя и разделся перед сном, сейчас может достаточно комфортно себя чувствовать в кимоно.
- Добрый день, - вежливо произнёс Ория, склоняя голову в приветствии. Как и следовало ожидать, Тацуми не стал представлять их друг другу, но пожелание удачи от Вакабы не слишком понравилось сутенёру.
Не стоило забывать, что как бы весело и радостно ни приветствовала его эта юная служительница смерти, их интересы лежали по разные стороны. Все эти шинигами, окажись Мураки-сан жив и относительно здоров, могли стать его врагами… Потому был даже благодарен секретарю за столь быстрое окончание прелюдии к основному действу.
Он внимательно выслушал слова Тацуми о том, что его может ожидать внутри, и, всё взвесив, пришёл к выводу, что видеть Дворец Свечей изнутри таким, как его видят шинигами, он не хочет. Таким образом искать необходимую свечу можно до бесконечности.
- Благодарю вас за предоставленную возможность, Тацуми-сан, - Мибу склонил голову всего на мгновение, как того требовала вежливость. Он привык держать себя в руках в любой ситуации, и даже если сейчас он оказался в месте, в котором, возможно, никогда не ступала нога смертного, причин не соблюдать правил хорошего тона он не видел. – Но я предпочёл бы зайти сюда один.
Непреклонность тона Ории ясно давала понять, что он не подразумевает отказа.
- Надеюсь, вы сможете отыскать меня позже, - Мибу позволил себе беглую улыбку и двинулся вверх по ступеням, ступая с твёрдостью, с которой, наверно, выходил из объятого пламенем храма Хоннодзи великий Ода Нобунага навстречу врагу.
Тёмная дверь казалась очень тяжёлой, но отворилась ему навстречу ещё до того, как Ория протянул руку к массивному медному кольцу, служившему скорей для того, чтобы стуком известить о прибытии гостя, чем в качестве ручки.
Помедлив всего мгновение, мужчина скользнул внутрь – и дверь со стуком закрылась за его спиной, отрезая пути к отступлению.

Солнце уже успело далеко перевалить за невидимую отметку полдня на небе, но это мужчина определил не по его положению, а по мягким полутеням, которые отбрасывали предметы.
Под его ногами шуршали сосновые иглы, издавая слабый аромат осени. Этот запах – немного пряный и очень тонкий мгновенно впитался в волосы, осел на шёлке дорогого кимоно, и будто погладил мягкой кошачьей лапой по щеке. Этот запах показался знакомым настолько, что Ория, прикрыв на мгновение глаза, глубоко вдохнул воздух, чтобы ощутить привкус на кончике языка.
Открыв глаза, он двинулся дальше по мягкой лесной подстилке. Вокруг росли сосны и солнце в некоторых местах с трудом пробивалось сквозь их мягкие лапы, бросающие глубокие синие тени на землю.
-«Куда мне идти?» - подумал мужчина, и словно в ответ на его невысказанный вопрос в стороне мелькнуло что-то белое. Мибу подошёл ближе, и его губ коснулась улыбка. Лёгкий ветерок шелестел белыми бумажными лентами, привязанными к дереву.
Каменные тори у входа в гробницу густо поросли мхом, маскируя маленький храм посреди сосновой рощи. Мужчина спокойно прошёл сквозь них, чувствуя, что за ним наблюдают. Кто или что – сказать сложно.
У входа во внутренний чертог стояли две маленькие каменные лисицы. У левой от времени раскрошился кончик уха, что придавало изваянию игривый и залихватский вид. Камень порос мхом, но, видимо, лучи солнца падали сюда чаще, потому что мох был не зелёный, как на тори, а рыжеватый, красновато-коричневый и словно выгоревший, отчего казалось, будто это и не мох вовсе, а шерсть. Ория, склонив голову на бок, внимательно рассматривал лисиц. У изваяний были удивительно живые глаза: тёмные и бездонные, они знали всё, что только можно знать на свете.
Мибу хлопнул в ладони, поклонился и выпрямился в почтительной позе. Налетевший ветерок вплёлся пальцами в длинные волосы и потянул назад, так, как мог бы сделать человек, и шёлковая ткань дорогого кимоно затрепетала под его прикосновениями.
Ория не молился сейчас, он спрашивал – совета у двух кицунэ, которые, повернув к нему вытянутые морды, с интересом и любопытством смотрели на человека, волею судьбы оказавшегося здесь.
- Я ищу дорогого сердцу человека.
- Их много…
-… даже у тебя.
Лисицы заговорили вдвоём тихими человеческими голосами, и Мибу вздрогнул – эти голоса неуловимо напоминали те, что он слышал при жизни, но забыл.
- Я ищу одного, - почтительно отозвался Ория.
- По твоим следам идут, - коротко тявкнув, произнёс кицунэ с рваным ухом.

Появление монахов, что странно, не принесло никакого чувства облегчения или успокоения. Ория вздрогнул, глядя на то, как тянет к нему лапу обезьяна.
Обезьян он не любил. Эти пародии на людей вызывали у него чувство брезгливости и отвращения, и мужчина ничего не мог с собой поделать.
Кицунэ с рваным ухом спрыгнул со своего постамента и коротко тявкнул, оскалившись. Обезьяна медленно попятилась – и прыжками бросилась к монахам.
- Ты обесчестил своё родовое имя, глупый юнец. Ты заслужил проклятье собственного отца! – монах ткнул клюкой в его сторону. Из-под кустистых бровей глаз видно не было, но Мибу почему-то был уверен, что в глазах монаха плескается такая же беспросветная тьма, как и на небе.
- Не отвечай им. Это кладбищенские вороны, - вторая лисица осталась на своём месте, но шерсть на её загривке встала дыбом. – Уходи.
- Он проклинал тебя до последнего вздоха! Знаешь ли ты, какую силу имеет отцовское проклятье? – старец возвысил голос, срываясь почти на фальцет. Сгорбленное тело затряслось, будто этот человек почти впал в религиозный экстаз. – Предатель и отцеубийца!
- Уходи, пока темнота не пришла за тобой.
Ория не стал медлить, тем более что и вторая лисица спрыгнула с постамента, прикрывая его отход.
Он быстро зашагал, минуя гробницу, и скрылся в сосновой роще. За спиной монах продолжал выкрикивать зловещие пророчества, но мужчина, сделав глубокий вдох, поспешил по опавшим прелым иголкам, петляя среди деревьев.
-«Я здесь не ради отца. Я здесь ради тебя, Кадзу», - подумал он и ускорил шаги.
Почему появились эти странные люди? Почему вспомнили вдруг об отце, который уже давно отошёл в мир иной?
Впереди виднелся просвет между деревьев – и Ория поспешил туда.

Он не позволил себе думать, что сталось с двумя кицунэ, вставшими на его защиту. Куда больше его беспокоил тот факт, что небо понемногу окрашивалось чёрным.
Где же свечи? Тацуми-сан утверждал, что в Храме Свечей должно быть светло, как днём. Говорил, что здесь собрано великое множество свечей, что делает поиск одной-единственной почти невозможным, но Мибу так и не видел ни одной. Возможно всё дело в том, что для него окружающее пространство приняло вид соснового леса, а какие могут быть свечи в лесу?
Он достаточно долго пробирался сквозь лес, а потом вдруг заметил, что идёт уже не по земле, а по рукотворной тропинке, щедро усыпанной старой листвой. Откуда в сосновом лесу взялась листва оставалось неясным, но Мибу, склонив голову на бок и прислушавшись к своим ощущениям, уверенно двинулся дальше, как человек, которого влечёт невидимым магнитом вперёд.
- Мибу-сан?
Он знал этот голос – и потому знал, кого встретит, оборачиваясь.
Длинное белое кимоно не касалось земли только потому, что его владелица стояла на высоких гэта – и вполне комфортно себя на них чувствовала. Белые таби на удивительно маленьких ножках были неправдоподобно чистыми для человека, который шёл по лесу.
Когда-то это женщина была ключевой фигурой в преступной жизни Токио. Когда-то она приезжала в Ко Каку Ро совсем не за чаем – а хозяин всегда вежливо приветствовал её у входа, не позволяя себе обращаться с ней, как с женщиной на виду у всех. И только за многочисленными ширмами госпожа Ищи сбрасывала с себя постылую роль главы якудза, отдаваясь ему со страстью, которая могла бы показаться наигранной для женщины. Увы, времена менялись, женщины забывали о том, что не должны играть в мужские игры, и когда Ория узнал о смерти госпожи Ищи, то не почувствовал глубокой скорби. Она слишком давно следовала по пути саморазрушения, словно бабочка, которая летит на огонь.
- Вы ведь ещё не забыли меня, Мибу-сан? – она подошла ближе и длинные рукава тихо зашуршали.
- Нет, что вы.
- Я помню, как упоительно сладко было скрестить с вами мечи, Мибу-сан… вы не взяли своего в путешествие. Это прискорбно, - женщина очень театральным жестом обнажила висевшую на поясе катану и повернула меч так, чтобы свет падал на его лезвие. – Почему же?
Ория улыбнулся.
- Я здесь не для войны, Ищи-сан.
Улыбка женщины погасла так же внезапно, как и появилась на этой припорошенной листвой дорожке некогда любовница Ории.
- Вы не сможете пройти дальше, Мибу-сан. Я не позволю вам покинуть меня в посмертии, как вы покинули меня в смерти, - она двинулась немного влево, переводя меч в боевое положение, и мужчина сделал шаг назад.
- Я не обещал вам ничего, Ищи-сан.
- Вы оставили меня, этого довольно.
- Ищи-сан. Вы знаете, почему я никогда не был искренен с вами до конца? Ни в любви, ни в битве? – Ория устало смотрел на женщину, дивился её красоте, но в то же время чувствовал себя на удивление опустошённым.
Подведённые чёрным глаза сощурились, придавая Ищи-сан сходства с разъярённой кошкой, которая готова бить хвостом.
- Любовь как забава для меня невозможна, Ищи-сан.
В следующее мгновение она метнулась вперёд, вскидывая меч жестом профессионального воина. Ория смотрел в тёмные, пустые глаза бывшей любовницы и понимал, что без меча он не сможет отклонить удар. А уходить с траектории бесполезно – по всем правилам последует короткий взмах меча, который вспорет ему бок.
В тишине соснового леса раздался звук, с которым бьётся стекло, и в следующее мгновение к его ногам упала и сама Ищи-сан, и её расколовшийся меч, прежде нацеленный в сердце Мибу.
- Но… но почему?! – женщина испуганно вскинула лицо, глядя на сутенёра снизу вверх. – Я не могла проиграть!
- …И если ты думаешь, что здесь нет ничего позорного, и считаешь, что главное - это твоё собственное благополучие, то твои распутные и неучтивые действия достойны лишь сожаления, - процитировал Ория и, склонив голову в знак прощания, пошёл дальше.
- Мибу-сан!
Он не обернулся, и вскоре вышел из леса.

Темнота наступала, он чувствовал это. Монахи, Ищи-сан с обнажённым мечом – это всё лишь попытки задержать его.
Паника поднялась холодной волной, захлёстывая его с головой – и пару мгновений Мибу даже не дышал, пытаясь совладать с собой. Если он не видит свеч, вообще никаких, значит ли это, что Мураки-сан мёртв? Ведь он ищет одну, конкретную…
Мужчина остановился и резко выдохнул, пытаясь обрести контроль над собой и своими эмоциями. Паника ни к чему не приведёт.
-«Ты всё-таки ушёл, Кадзу?»
Над небольшим прудом, густо поросшим камышом, медленно плыли светлячки. Мибу сперва не предал этим цветным фонарикам, рождённым самой природой, особо значения, но потом замер.
Светлячки?
Медленно, стараясь слиться с пейзажем, стать его неотъемлемой частью, а не лишним предметом в красивой картине, мужчина двинулся к воде, вглядываясь в яркие искры светлячков.

Налетевший ветер пустил рябь по воде, и в сумерках казалось, будто это не вода вовсе, а тёмный шёлк. Ория с волнением вглядывался в светлячков, танцующих над водой. Некоторые подлетали к нему так близко, словно собирались сесть на одежду или волосы мужчины, но так и зависали перед ним, благоразумно не приближаясь к человеку.
В зарослях камышей ему послышалось движение – и Ория направился туда, осторожно раздвигая высокую траву, опасаясь порезаться о сухие стебли, которые цеплялись за рукава кимоно, словно в попытке задержать его.
Здесь светлячков было больше.
И здесь сидел человек.
Лениво набегающая рябь воды, казалось, пытается дотянуться до босых ног светловолосого юноши, который старательно трудился над поделкой из дерева, орудуя небольшим ножом. Ория замер, не в силах не только отвести взгляда – но и двинуться, издать хоть какой-то звук, чтобы привлечь внимание этого человека. Он просто стоял и смотрел на такого удивительно юного Мураки, увлечённого деревяшкой, и чувствовал, как сжимаются на горле стальные обручи.
-«Это не он. Это иллюзия, которая пытается тебя задержать… уходи и не привлекай внимания», - приказал ему внутренний голос, который слишком похож был на голос ныне покойного Нивы Мибу. И если бы Ория мог двинуться, то непременно последовал бы этому совету, но всё уговаривал себя, что полюбуется иллюзией хотя бы ещё несколько секунд, прежде чем…
- Ты… Почему ты? - Мураки поднялся со своего места и выронил фигурку, над которой так упорно трудился до этого. – Ты тоже мёртв?
- Нет, Мураки-сан, - преодолев каменную неподвижность, он качнул головой. Каждое движение этого юноши было знакомым – пройдёт немного времени и движения эти станут чуть более отточенными, размеренными… если, конечно, здесь существует время. – Я пока что жив.
Движение лавины остановить нельзя. Так и он – подался вперёд сперва медленно и неуверенно, а потом рывком оказался у тонкого юноши, заключая его в объятия, укрывая его рукавами своего кимоно. Даже сейчас в них мерещился запах опиума, хотя, казалось бы, разве реально то, что происходит в этом странном месте?
Он мог бы смутиться такому откровенному проявлению эмоций, если бы имел дело с доктором. Но этот юный Мураки вызывал совершенно удивительные чувства. Такой хрупкий, тонкий, изящный – он и сам казался всего лишь лунным лучом, который в шутку принял человеческий облик. И Ория практически ожидал, что его руки пройдут сквозь юношу и тот растворится в воздухе…
Мураки-сан остался на месте. Мужчина прижался мимолётно губами к его уху – пока что целая мочка, без кровавой капельки серьги – и прижал его к себе.
- Я здесь за тобой, Кадзу, - тихо произнёс Ория и с трудом заставил себя разжать объятия. Мибу не видел бледного лица доктора в воде – он не мог оторвать взгляда от юного Мураки, словно боялся, что едва лишь сделает это, как юноша обернётся туманом и растворится в воздухе.
Удивительно было смотреть на столь юное лицо. Он убрал светлые пряди со лба Мураки, открывая правильные черты. Серые глаза – пока что оба, в будущем это изменится – казались удивительно глубокими.
- Ты вернёшься?