Внезапно выключился свет. В первые мгновения Чарльз даже и не обратил внимания на изменения, пару раз моргнул, прежде чем удостовериться, что темнота вокруг вполне реальна.
Признаться честно, в последние годы он часто путал реальность и собственные сны, ибо последние были гораздо краше будничности да повседневности.
При всех неимоверных стараниях, работникам лаборатории не удалось полностью заблокировать его телепатию. Конечно, уже сейчас Ксавье - Чарльз Ксавье, так трактовало его личное дело - уже не мог читать чужие мысли, может быть, у него уже никогда и не получится. Зато он изловчился "просматривать" чужие воспоминания. Забытые, отброшенные в мусорный бак на уровне подсознания, но столь лёгкие па подъём для мутанта.
Правда, иногда приходилось подловчиться, чтобы особо жгучая боль где-то на уровне затылка не докучала, однако желание развлечься было сильнее любых недомоганий.
Последние десять лет - опять-таки принимая во внимание данные личного дела - в лаборатории: всякие непонятные процедуры, вместо ужина - обезболивающие и другие психотропные аппараты, стимулирующие работу мозга. А в остальное время Чарльз был просто подключён к вполне внушительному по размерам аппаратуры, вырабатывающему энергию, собственно говоря, из сознания телепата. Подумайте, какая экономия!
"Работал" мутант сутки-трое, и, пока сознание отойдёт от непонятного шипения, жужжания, комариных укусов жгучего металла в коре головного мозга, снова приходила пора обезболивающих.
Представления о внешнем мире у него были довольно скомканные, в основном - воспоминания докторов, другого обслуживающего персонала.
Право слово, с некоторыми даже удавалось перекинуться парочкой слов, но не более того.
Впрочем, в последнее время лаборатория опустела. Подключать к аппарату Ксавье стали реже, что не смогло не сказаться на его импровизированном режиме. Виски теперь постоянно гудели, бессонница не давала расслабиться, обезболивающие не поступали во время. И было холодно.
И как-то страшно, обыденно страшно и скорее неприятно и скучно, чуточку - противно. Белые стены, голые, покрытые прозрачной плёнкой. Вместо пола - зеркальное отражение себя. Подушка была дико неудобной, а во время лёгких минут покоя в сознании затекала правая рука (на левом боку Чарльз почему-то не засыпал).
Внезапно выключился свет. Щёлкнул - и погас. Мужчина дёрнулся, покачал головой, но тут же схватился за виски. От малейшего движения где-то под подбородков начинало пощёлкивать и тянуть.
Осознание времени было у Ксавье довольно относительным, прикинуть, сколько времени он просто прислушивался, раскачивался взад-вперёд, прежде чем подняться и направиться к выходу, он не мог. Передвигался медленно, чуть покачивался. Толкает запачканную дверь - обычно внизу справа горит красный огонёк - зевает, оглядывает, щурясь, коридоры. Нервно сглатывает, улавливая толику воспоминаний, невесёлых и даже кровавых. Они где-то рядом, впереди, но пока что - неуловимы. Сгусток энергии, колючий, но притягательный. И Ксавье двигается в этом направлении.

Чарльз, казалось, шёл с закрытыми глазами. Темно ведь, да и он сам периодически останавливался, опускался на корточки, неуверенно касался висков, проверял небось, на месте ли они. Давно у него не было столь скоростной пробежки, мускулы с первых же минут начали гудеть, но воспользоваться моментом - любо-дорого. Обычно двери закрыты, и желание устроить себе зарядку просто неосуществимо.
Его чуть шатало. Бродил по коридорам, сворачивая то направо, то налево, ориентируясь лишь по отголоскам чужих забытых эмоций в своём сознании.
Впрочем, вскоре стены начали рушиться. Раз - и нет стены. Раз - и металлическая балка взлетает, порхает перед глазами Ксавье - и нет её (во всяком случае, именно так казалось телепату). Раз - и в глазах двоится. Множится, вообще-то.
Стоит моргнуть, сделать шаг назад, как гле-то рядом из воздуха появляются какие-то существа. Мужчина тут же пугается, хватается за виски, путается в своём же белом халате-одеянии, больше похожем на смирительную рубашку, бело-прозрачную с длинными рукавами, только незавязанными за спиной, и падает на пол. Он определенно бредит, где это видано, чтобы и живое, и разных сине-красных цветов?
Правда, отсутствие привычного жужжание на уровне затылка свидетельствует об обратном.
А на полу - трупы. Несколько из них Чарльз даже узнаёт, подпрыгивает, пугается ведь. Осторожно переводит взгляд с одного существа на другое. И, кажется, человека со шлемом на голове он узнаёт. Помнит из чужих воспоминаний, какой-то выпуск каких-то новостей, совсем недавно так, да с кровью, с упоминанием об опасности, с негодованием и явным презрением к некому "Братству".
Блондинка - полураздетая женщина в белом - что-то произносит, обращается к - кажется, Магнито - делает шаг по направлению к мутанту. Тот всё моргает, пытается уловить её слова, но, давайте честно, давно он уже не видел перед собой такое сборище народу. Растерялся весь, побледнел. нервно сглатывает, даже пытается встать на ноги, но безрезультатно. Голова слишком тяжелая и вообще давно пора принимать обезболивающее.
- Пожалуйста, не убивайте меня. Я, это, могу, здесь, тут немного, совсем чуть-чуть, - получается слишком тихо, Чарльзу кажется, он бы и сам не услышал себя.
Пытается просмотреть чужие воспоминания, проглядеть, зацепиться за что-то, связанное конкретно с ним (иначе зачем они все да здесь?!). Но людей слишком много, и непонятные устройства, таким же непонятным образом встроенные в кору головного мозга, прочувствовав усиленноё напряжение, тут же активизируются. Мужчина хватается за голову, слишком поспешно, вызывая лёгкое головокружение, кусает губу.
Хотя, может быть, подумывает он, может и вправду - пусть его убьют, так, хотя бы - снова "хотя" бы - не будет больно.

Мужчина в шлеме действует решительно, быстро. Не успел Чарли и опомнится, как металлическая конструкция с грохотом падает на пол, самостоятельно будто открепляется от головы и летит в непонятном направлении.
Мутант напряжён, моргает, особо и не представляя, чего ожидать. Смотрит то на красного человека, то на синего, то на красивую даму... Нервно сглатывает, когда слышит голос своего, скажем, освободителя.
Качает головой, вспоминая, перебирает в своём сознании увиденные чужие воспоминания. Отбрасывает ненужные слова, выкидывает из себя чужой смех, голубое небо, пока не натыкается на какие-то распечатанные бумаги, даты-имена-анализы, - всё - сквозь призму чужих воспоминаний.
- Ксавье. Чарльз Ксавье, - наконец-то тихо говорит мужчину. - Моё имя - Чарльз Ксавье, - повторяет, произносит снова и снова, будто пробуя имя "на вкус", - но обычно меня называли Икс. А ты? Как...
Он не уверен, что стоит задавать вопросы этому мутанту. Выглядит он довольно устрашающе, да и в голове у него явно не слишком радужные воспоминания, много крови, боль, цифры, вычерканные на левой руке.
Чарльз произносит "порядковый номер", перечисляет цифры на немецком, притом перестаёт моргать, будто отключается от реальности.
- Макс Эйзенхардт. Тебя зовут Макс Эйзенхардт.

Не успел Чарльз и ёйкнуть, как стены перед глазами исчезли, и вот он - наконец - на свежем воздухе. Приглушенное солнце светит в лицо, приходится жмуриться, моргать, жмуриться. Мужчина и не уверен, что всё происходящее ему не снится. Право слово, Эрик - так назвал себя мутант в каске - Эрик, он вполне живой и материальный. Недолго думая, впивается пальцами в плечо Магнито, что-то проверяет для себя, а потом касается двум пальцами (указательным и среднем) виска, что-то доказывая/решая для себя.
Происходящее его немного пугает, да, но телепат уже успел успокоиться. Поразмыслил, прикинул, что при любом раскладе нынешние "похитители" лучше того персонала, который наблюдал за ним в лаборатории.
- Простите, я не могу, - обращается он к Эмме, старается говорить как можно громче, но голосом почему-то всё равно слаб и слишком глух, - я знаю, вы пытаетесь, но я не могу.
Белая Королева подходит к Магнито и что-то шепчет ему, то и дело бросая взгляды на телепата. Чарли это не нравится. Он никогда не видел_не встречал телепатов, но Фрост у него не вызывает доверие. Как можно доверять тому, кто может читать тебя изнутри? Если бы таким доверяли, его ведь не держали бы в лаборатории, верно.
- Вы можете меня опустить, - он обращается к Магнито, замирает, старается не моргать, - я вполне способен сам перемещаться... т е ходить. Пока что. Однако если верить данный микроклинического анализа, в ближайшие годы в качестве побочного эфеекта репрессивного влияния медикаментов на врожденную телепатию, у меня должны отняться ноги.
Ксавье и не знает, почему он такое произносит. Не знает зачем, и, может быть, просто старается восполнить недостающее все эти годы общение. Он давно не говорил, не вёл диалога, сам с собой же не поговоришь, молчал практически всегда. А теперь можно... нет, лишнего лучше не болтать, мутант помнил, как с две минуты назад блеснули нехорошим огоньком глаза Магнито, как он упомянул о Максе. Но где та грань - что можно, а что - нельзя?
- Простите, я не должен был такое произносить.

Чарли не любил докторов. Совсем и совершенно. Не любил, не признавал и просто их боялся, до боли в горле, до дрожжи в пальцах. С докторами не хотелось общаться, и тем более не хотелось, чтобы кто-либо его осматривал. Конечно, у Магнито получилось одним махом снять металлическую конструкцию (наверняка она просто заржавела), но предположительно ещё многое стоило подкорректировать в организме телепата, чтобы телепатия снова проявилась. Если такое потенциально возможно.
Словом, было бы его желание, кроме как Эрика, никого другого он бы к себе не подпустил.
- Не будет больше никаких медикаментов.
Мужчина с облегчением вздохнул. Правда, в сознание тут же проскользнула невесёлая мысль о том, что он уже довольно давно не принимал свои обезболивающие, вообще какие-либо лекарства, что не могло не сказываться на его мироощущении. А что он будет делать, когда голова будет разрываться от нестерпимой боли? Не просить же Магнито вернуться в лабораторию и забрать для него лекарства?
- Все хорошо, Чарли. Просто не делай больше так, не спросив.
Если бы Эрик его не придержал, Ксавье бы явно рухнул на землю. Нет, передвигаться он умел и сам, мог, иногда и чуточку пройтись, так, для разнообразия. Но после "путешествия" с Азаззелем, оказывается, голова ещё каплю кружилась, а ориентироваться в пространстве было неуютно.
- Зачем я вам нужен? Зачем вы забрали меня из лаборатории?

Как здесь чудесно дышалось! – теперь Чарльз был уверен, что голова у него кружится просто из-за воздуха, не пахнущего ни медикаментами, ни окислившимися железяками, ни даже кондиционером, от простого горного воздуха –  упоительно чистого, до сладости он натуральным образом захмелел. Стало вдруг беспричинно весело, он посмотрел на человека, про которого думали и рассказывали столько ужасного… и не поверил вдруг ничему из того, что захламляло чужие мысли мнениями о нём. Не может будто бы злодей вот так бережно держать за плечи, в общем-то, незнакомца.                       
Он смотрел на этого пронумерованного человека со старым и новым именем во все свои голубые глаза, с рассеянным пока от усталости, но острым интересом и детской доверчивостью, потому не заметил жеста, подзывающего девушку. Она просто очутилась рядом, прехорошенькая, ладненькая, щекастенькая, с пшеничными волосами до плеч, и Ксавье уставился и на неё – он так давно не видел милых девушек, обычных девушек!
– Рэйвен, – послушно повторил парень, сам понимая, что похож сейчас на дурачка, но не смог сдержать счастливой улыбки: – Вы красавица, Рэйвен. И Вы очень добры, я знаю. Уверен, мы тоже станем друзьями. 
Ему хотелось смеяться и петь, когда он переводил взгляд на белые шапки гор неподалёку, и этому не мешала даже боль, тупо и туго сдавливающая виски – это тоже могло быть последствием кислородного отравления, потому что вдобавок ужасно захотелось спать. Радостная улыбка стала виноватой, когда он снова взглянул на девушку:
– Кажется, я был бы не против, если бы Вы показали, где мне можно прилечь. – Он обернулся к Магнето и на миг стал серьёзным: – Честное слово, я постараюсь, но… мы все здесь особенные, ведь так? Разве не все из нас достойны счастья?